что тебя уже кличут дух-девой? Ты никогда не выходишь к охотникам приветствовать их огонь?
Он смеялся. Но Очи опять ощетинилась.
– Кто сказал тебе это?
– Те, Очи! Слухами о тебе тайга полнится! Что стережешь охотников не хуже зверей.
– Почему ты так говоришь? – мне уже слышалась обида в голосе Очи, но Талай продолжал:
– Кто примечал тебя, говорили. Но не все тебя видят. Обычно на привалах охотники мечтают о дичи. Лишь утром по следам узнают, что за зверь ходил вокруг.
– Россказни! – фыркнула Очи и хотела уйти. – Надо ли слушать!
– Не сердись, дух-дева! – рассмеялся Талай и схватил ее за руку. – Я не охотник, но не мне тебя гневить. Останься, если не сердишься. А охотники полны к тебе уважения, не одному ты в сердце вогнала трепет.
Очи остановилась и смотрела на него, решая, уйти или остаться. Наконец хмуро кивнула.
– Мой конь не разгружен. Отпущу его и приду к вашему огню.
Мы вернулись и снова сложили костер. Когда он разгорелся веселее, вернулась Очи. На ее плечах лежала добыча – небольшая косуля. Она освежевала ее быстрыми и привычными движениями, разделила мясо, сладкие внутренности сложила в желудок, а горькие закопала в стороне. Ребра мы стали жарить на углях, а остальное мясо она, пересыпав золой, завернула в шкуру и подвесила на кедр. В желудок мы нарезали дикого лука, у моего пояса был мешочек пряностей, мы залили воды, туго стянули сырым обрезком кожи, обернули лопухами, что росли неподалеку у ручья, и зарыли в угли. Отрезанную голову положили в огонь обжигать, но сначала Очи вырвала у нее язык и бросила в темноту.
– Я всегда отдаю это своему ээ, – сказала она.
Я восхищалась ею. Видела, какой искусной и ловкой охотницей она стала.
– Удача с тобой, – прищелкнув, одобрительно сказал Талай. – У меня язык легкий, не бойся этих слов, – добавил потом. – С таким охотником, как ты, в переходах не пропадешь – всегда будешь с мясом.
– Куда же вы идете? – спросила Очи. – Раз едите мою добычу, рассказывайте.
– Мы не скрываемся, дева, – ответил Талай. – Но будешь ли до поры молчать?
– Сам же сказал, что я редко приветствую охотников, а в этих горах и их-то немного. Разве что духам могу рассказать вашу тайну, а им она не нужна.
– Как знать, дева, – сказал Талай. – Я бы поостерегся говорить и им.
– Хорошо, я зашью рот, – пообещала Очи и укусила себя за большой палец. – Говорите.
И Талай рассказал ей про Оуйхог и его странных обитателей. Очи тут же объявила, что идет с нами.
– Ты знаешь Чу? – удивился Талай.
– Нет, но хочу их узнать. По тому, что ты рассказал, мне кажется, что это духи, и они сродни алчным. Я хочу их увидеть и приручить.
Талай расхохотался, но согласился взять Очи с нами.
– Чу не духи и вряд ли их можно приручить, – сказал он. – Но нам пригодится твой боевой дух и охотничье везение.
– Вы не говорили про это Камке? – вдруг с тревогой спросила Очи.
– Мы никому не говорили и не хотим до поры, – ответил Талай.
– Хе! – обрадовалась она. – Это хорошо! Значит, мне первой повезет узнать новых ээ.
Только тут от мысли, что мы едем одни, без опыта и мудрости Камки, во мне проснулась тревога.
По Чистому Ару мы шли три дня, а потом повернули по его молочному притоку. Талай показал хороший брод, и мы перешли небольшую мутно-белую реку задолго до первого дома Чу с охранительными столбами.
Их мы увидели позже. Был ясный безоблачный день, и мы без тревоги смотрели на пять столбов из сколотого камня, обросшего красным лишайником, один самый высокий и другие пониже – они тянулись цепочкой к холму, насыпанному из крупных речных камней. Ни трава, ни кусты не покрывали его. Он был велик, как дом моего отца. Оградка из невысоких камней окружала его. Бледная полынь укрывала землю, но дальше пяти шагов от него она исчезала, и росла обычная трава, как и везде.
– Это и есть дом Чу? Что ж в нем странного? По берегам мутной реки множество таких, – сказала Очи. – Даже духи не кружат вокруг них.
– А приходилось ли тебе ночевать поблизости от такого дома? – спросил Талай.
– Зачем? Я не суслик, чтобы спать меж камней.
И правда холм не вызывал никакого страха. Я бы подумала, что Талай поверил сказкам темных и сам запугал себя, не знай я его
