Науму, что он, дескать, не полководец и все это не его, были лукавством.
Да, в этой реальности командование армией было ему внове, но «в прошлой жизни» он окончил-таки военную академию и теоретически был подкован. Ко всему прочему, 1-я партизанская армия – это, можно сказать, большая мангруппа, огромный отряд разведчиков-диверсантов, а не полки солдат, передвижения которых следовало отмечать синими стрелками на штабных картах.
Нет, голубчик, партизанская армия – это как раз твоя стихия! Так что будь добр, воюй. Судоплатов вздохнул.
То ли он успел очерстветь, то ли просто привык к «фронтовой» жизни, но отношение его к потерям стало куда более спокойным, чем тогда, в рейде. Нет, ему по-прежнему больно и жалко терять товарищей, но ведь война…
Разведчик, да хоть и разведчик-диверсант, служит Родине в одиночку. Ему не на кого опереться, некому помочь. Даже в опергруппе их всего несколько человек, опергруппу и отрядом-то не назовешь. Однако тайная война диверсанта исключает атаки, когда надо покидать окоп и бежать с винтовкой наперевес, а пули так и хлещут навстречу, косым губительным дождем.
Получается, что партизанская армия – это очень верное, точное название. В ней объединились два начала – индивидуальное и коллективное, тактика мобильных групп соседствует, скажем, с танковыми атаками. У партизанской армии нет линии обороны – слишком мало людей, чтобы удерживать, к примеру, высоту или участок фронта. Да и не в этом их задача. Они должны нападать – и уходить. И снова атаковать, и снова отступать, растворяясь в лесу или в городе. Да и какой у них может быть фронт?
Придуманный разве, воображаемый. Тот, линию которого не выведешь на карте. Ну и что? Специфика такая.
Но бои-то идут, и победы за ними числятся, и урон противнику они нанесли изрядный, и еще нанесут.
Мелькнули мысли про «обратную амбаркацию», но Судоплатов отогнал их – рано им обратно. Надо еще хоть недельку продержаться…
– Товарищ командир!
Ясный голос Марины отозвался гулким эхо.
– Тише ты, – проворчал Павел. – Раскричалась…
– Товарищ командир, Четверкин вышел на связь!
– Ага! – повеселел Судоплатов. – Наконец-то… Что у него там?
– Говорит, потери меньше, чем ожидалось, но все равно, половина самолетов сбита. Сказал, что сможет выслать два, от силы три бомбардировщика, но только чтоб точно указали цель. Они под Винницей сейчас – сначала разбомбили немецкий аэродром, а потом сами сели. Говорит, им еще и подсвечивали, жаловались, что советская авиация устроила налет!
– Они хоть звезды на крыльях закрасили?
– Да, да! И нарисовали кресты, все, как вы сказали.
Павел кивнул, хотя Марина в темноте и не видела этого. Да, он пренебрег приказом обозначать трофейные самолеты красными звездами – пускай немцы принимают их за свои, хоть сбивать не будут.
– Четверкин сказал, что на аэродроме их сейчас заправят и навесят бомбы!
– Молодец. Скажи ему, пусть подождет немножко. Сейчас подойдут разведчики, и я буду знать, куда ему те бомбы сбрасывать.
«Первым делом, первым делом – самолеты…»
Павел подумал, что любовь на войне – вещь недопустимая по многим соображениям, но люди не желают откладывать жизнь на потом, тем более что понимают – она и оборваться может. Вдруг.
А Маринка – девочка хорошенькая… Кто с ней сейчас? Кажется, Трошкин подкатывал… Марина порвала с тем чернявым, даже не разговаривает с ним. Поругались, наверное.
Ну, не дело командарма вмешиваться в личную жизнь бойцов.
Просто Эмма его далеко, аж в Куйбышеве… В принципе, могла уже и вернуться из эвакуации. А толку? Он-то здесь…
– Товарищ командир! Трошкин прибыл.
– Давай его сюда.
Капитан возник, как сгусток тьмы.
– Прогулялись?
– Ага! – радостно сказал майор. – Немцы по-прежнему кучкуются на станции. Тушат пожар. Спустили пять или шесть уцелевших танков, занимают круговую оборону. Допросили «языка», говорит, что ихнему командиру подкрепления не обещают, а насчет авиации сказали обращаться к румынам. Немцев там около батальона. Танки подвезли, как я понял, из Херсона, личный состав подогнали из Николаева. Хотели отправить их всех в Ровно, а тут мы. Как я понял, с утра немцы собираются согнать местных работяг, чтобы те чинили им мост, – партизаны подорвали один пролет, но он не упал, а просто просел. Тротилу мало заложили, а
