скорее похожего на страсть.
– А как насчет старых овсяных хлопьев и сухого молока?
Лилли посмотрела на него и увидела у него на лице проблеск желания. Дыхание у нее перехватило. Она улыбнулась Келвину.
– Ты угощаешь?
Тем вечером преподобный Иеремия нашел время, чтобы лично представиться каждому из двадцати двух жителей Вудбери, не участвовавших в спасательной операции. Расточая обаяние и демонстрируя такую жизнерадостность, какой обитатели города не видели уже давным-давно, он устроил на главной площади прием, который продолжался и после наступления темноты, когда возле дверей и в окнах загорелись свечи и керосиновые лампы. Он несколько часов провел в свете костра под изогнутыми ветвями древних дубов, с любовью представляя жителям Вудбери свою скромную паству и по-доброму подшучивая над особенностями характера каждого из людей его группы. Он весело заметил, что сестра Роуз в брюках-капри считалась главной модницей среди церковников, а самый старый прихожанин, брат Джо, был ближе всех к Богу…
Если бы с такой речью он баллотировался на выборах, победа была бы ему обеспечена.
– Я знаю, что это старое доброе клише, – сказал он глубоким вечером, покуривая сигару, откинувшись на спинку хлипкого деревянного садового стула, стоящего возле костра, пока дрожащие языки пламени освещали лица верующих, собравшихся вокруг него, – и все же пути Господни неисповедимы.
– Что вы имеете в виду? – спросил Бен Бухгольц, который сидел по другую сторону костра.
В неровном свете огня его исчерченное морщинами лицо казалось зловещим, даже несколько волчьим. Сидя на пеньке и куря сигареты «Кэмел» без фильтра, Бен весь вечер внимательно слушал проповедника, смеялся над его шутками и задумчиво кивал при каждой житейской мудрости, срывавшейся с губ Иеремии. Тех, кто не первый день знал Бена, это несказанно удивляло, как удивляла и легкость, с которой преподобный Иеремия смог завоевать сердце главного городского ворчуна. Теперь около дюжины самых стойких слушателей, оставшихся на площади, чтобы поточить лясы, молча ждали ответа проповедника.
Тот зевнул.
– Я имею в виду, что нам было предначертано прийти сюда и быть с вами, – он улыбнулся, и даже в темноте его белозубая улыбка ослепила всех и каждого. – Здесь наша судьба, Бен. Вы все Божьи люди. Я даже рискну сказать, что вы избраны Богом, а мы получили благословение, когда вы, рискуя своей жизнью, пришли к нам на помощь, – он сделал паузу и затянулся. – Мы потеряли несколько человек в Карлинвиле. Мы молимся, чтобы их души нашли дорогу домой и упокоились в любящих объятиях Бога, – он опустил глаза. Из уважения все молчали – даже Бен наклонил голову в знак почтения к проповеднику. Вскоре Иеремия снова обвел всех взглядом. – Я обещаю вам, мы не примем ваш преисполненный добра, любви и милосердия поступок за данность. Мы заслужим свое место здесь. Я засучу рукава и буду помогать всем тем, что в моих силах. Как и мои люди. Как я понимаю, главная здесь Лилли, так что она получит все, в чем нуждается. Мы обязаны вам жизнью.
Он бросил окурок сигары в тлеющие угли костра, как будто подчеркивая свои слова этим резким жестом.
Остальные молча слушали его. Рядом с Беном на садовых стульях, задумчиво кивая, сидели Дэвид и Барбара, на коленях у которых лежало одеяло. Спид и Мэттью полулежали на траве за спиной у Штернов, внимая каждому слову и передавая друг другу небольшую трубку, как будто никто не понимал, что они наслаждаются плодами своего секретного урожая. По другую сторону костра на шезлонге сонно развалилась Глория, которая держала в руке пластиковый стаканчик с дешевым вином и то и дело проваливалась в дрему. На земле вокруг проповедника сидело еще около полудюжины людей, ловивших каждую его мысль. Здесь были и стойкая сестра Роуз, и певец из хора Гарольд Стаубэк, который лежал на земле, подперев голову рукой. Все они безмолвно впитывали прочувствованный монолог проповедника и думали, как радостно им оттого, что два племени людей в такие времена слились в одно, чтобы работать рука об руку, помогать друг другу и любить ближних.
В общем-то, даже за границами небольшого круга, освещенного неровным светом костра, практически все в Вудбери в тот вечер разделяли это чувство: они верили, что темные дни позади, что будущее этого города еще никогда не казалось таким светлым, что