держит ее.
Это была небольшая книга в кожаном переплете с вытисненными инициалами «Ар-си-эл» и великолепным золотым деревом. Этта поймала себя на том, что снова и снова вычерчивает его взглядом: легкий изгиб ствола, тянущиеся и переплетающиеся ветви, исчезающие в массивной кроне. Корни золотого дерева тоже переплетались, тонкие линии сплетались и расплетались друг с другом.
– Не узнаешь, а? – спросил Айронвуд, явно позабавленный. – Твоя мать и ее дед, Бенджамин Линден, так гордились своим чертовым наследием. Это твой семейный герб.
– У каждого дома есть дерево-символ[3], – тихо проговорил Николас, когда она подняла голову за подтверждением. Он кивнул на сундук, чью крышку украшало великолепное сильное дерево: – Толстые ветви нависали так низко, что казались поднимающимися прямо из земли.
– Мы повстречались с Роуз, осматривая Италию эпохи Возрождения, – в тот момент это казалось вполне счастливой случайностью, что ее дед недавно умер и она осталась одна, – продолжил он с укоризной во взгляде. – Я принял необходимые меры, чтобы привлечь ее в нашу семью, выдать замуж за Огастеса и избавить от одинокой жизни, но семнадцать лет назад твоя мать исчезла, и с тех пор мы ее искали.
Девушка сжимала книгу, пока не поддалась соблазну ее открыть. Она откинула обложку, просматривая аккуратные записи – все выполненные почерком матери. Словно бы открыла случайную дверь и обнаружила, что там ее ждут.
Викторианский Лондон. Рим пятого века. Египет – начала двадцатого. В дневнике перечислялась сотня разных мест, все с небольшими записями, вроде «Видела королеву, когда они с принцем проезжали мимо нас, направляясь в Букингемский дворец» и «Верблюд чуть не отъел Гасу волосы, ухватив их с его головы, как траву с клумбы, и, мой бог, увижу ли я еще когда-нибудь пузана, завернутого в тогу!».
– Путешественники ведут журналы, – понизив голос, объяснил Николас, – отмечая время и даты, когда проходят через проход, чтобы избежать случайного столкновения с самим собой.
Этта кивнула, пальцы плотно прижались к коже, а мысли бурлили. Что значит
– Встань прямо, дитя, а то отрастишь горб, не устав даже стать взрослой, бог ты мой.
Вместо этого Этта начала вышагивать.
Ее мама
Осознание пробрало ее до нутра. Мама сбежала. Сбежала от настырного приемного отца, который пытался контролировать ее жизнь.
Этта повернулась, изучая старика из-под ресниц. Выживших путешественников приняли в клан Айронвудов. Что, если это мама и имела в виду? Если после того, как дедушка умер, ей пришлось стать Айронвуд.
– Я тоже искал ее. – Сайрус повернулся, поднимая с пола кожаную сумку. Порывшись в ней, он, наконец, вытащил кусок пергамента и сунул его Этте. Она взяла его и осторожно развернула. Почерк оказался незнакомым.
