а помогали артисту?
Ведь в театре фабрикуется не только внешняя постановка – там создаются роли, живые люди, их души и жизни человеческого духа. Это куда важнее и труднее, чем создание внешнего строя спектакля и жизни за кулисами, декораций, обстановки и внешнего режима.
Внутренняя работа требует еще большей внутренней дисциплины и этики3.
– Пришло время сказать вам еще об одном элементе или, вернее, условии сценического самочувствия[,- говорил Торцов].- Его зарождает окружающая актера атмосфера не только на сцене, но и в зрительном зале, артистическая этика, художественная дисциплина и ощущение коллективности в нашей сценической работе.
Все вместе создает артистическую бодрость, готовность к совместному действию. Такое состояние благоприятно для творчества. Я не могу придумать ему названия.
Оно не может быть признано самим сценическим самочувствием, так как это лишь одна из составных частей его. Оно подготовляет и способствует созданию сценического самочувствия.
За неимением подходящего названия я буду называть то, о чем идет теперь речь, 'артистической этикой', которая играет одну из главных ролей в создании этого предтворческого состояния.
Артистическая этика и создающееся ею состояние очень важны и нужны в нашем деле благодаря его особенностям.
Писатель, композитор, художник, скульптор не стеснены временем. Они могут работать тогда, когда находят для себя удобным. Они свободны в своем времени.
Не так обстоит дело со сценическим артистом. Он должен быть готов к творчеству в определенное время, помеченное на афише. Как приказать себе вдохновляться в определенное время? Это не так-то просто4.
– Представьте себе на минуту, что вы пришли в театр играть большую роль. Через полчаса – начало спектакля5. Опоздание произошло потому, что у вас в частной жизни много мелких забот и неприятностей. В квартире – беспорядок. Завелся домашний вор. Он украл недавно ваше пальто и новую пиджачную пару. Сейчас вы тоже в тревоге, так как, придя в уборную, заметили, что дома остался ключ от стола, где хранятся деньги. Ну, как и их украдут?! А завтра срок платежа за квартиру. Просрочить нельзя, так как ваши отношения с хозяйкой до последней степени обострены. А тут еще письмо из дома. Болен отец, и это вас мучает. Во- первых, потому что вы его любите, а во-вторых, потому что, случись с ним что-нибудь, вы лишитесь материальной поддержки. А жалование в театре маленькое.
Но самое неприятное то, что отношение к вам актеров и начальства плохое. Товарищи то и дело подымают вас на смех. Они устраивают вам сюрпризы во время спектакля: то умышленно пропустят необходимую реплику, то неожиданно изменят мизансцену, то шепнут вам во время действия что-нибудь обидное или неприличное. А вы человек робкий, теряетесь. Но это-то и нужно им, это-то и смешит других актеров. Они любят от скуки и ради потехи устраивать себе смешные номера.
Вникните поглубже в предлагаемые обстоятельства, которые я вам только что нарисовал, и решите сами: легко ли при таких условиях подготовить в себе необходимое для творчества сценическое самочувствие?
Конечно, мы все признали, что это трудная задача и особенно для короткого срока, который остался до начала спектакля. Дай бог успеть загримироваться и одеться.
– Ну, об этом не заботьтесь, – успокоил Торцов. – Привычные руки актера наложат парик на голову, а краски и наклейки на лицо. Это делается само собой, механически, так, что вы сами не заметите, как все будет готово. В самую последнюю минуту вы, во всяком случае, успеете прибежать на сцену. Занавес раздвинется, пока вы еще не справитесь с одышкой. Но язык привычно проболтает первую сцену. А там, отдышавшись, можно будет подумать и о 'сценическом самочувствии'. Вы думаете, что я шучу, иронизирую?
Нет, к сожалению, приходится сознаться, что такое ненормальное отношение к своим артистическим обязанностям часто встречается в нашей закулисной жизни,- заключил Аркадий Николаевич.
После некоторой паузы он снова обратился к нам.
– Теперь,- сказал он,- я набросаю вам другую картину.
Условия вашей частной жизни, то есть домашние неприятности, болезнь отца и прочее, остаются прежние. Но зато в театре вас ждет совсем иное. Там все члены артистической семьи поняли и поверили тому, о чем говорится в книге 'Моя жизнь в искусстве'. В ней сказано, что мы, артисты,- счастливые люди, так как судьба дала нам во всем необъятном пространстве мира несколько сотен кубических метров здания театра, в котором мы можем создавать себе свою особую прекрасную артистическую жизнь, [большей частью] протекающую в атмосфере творчества, мечты, ее сценического воплощения и общей, коллективной художественной работы при постоянном общении с гениями, вроде Шекспира, Пушкина, Гоголя, Мольера и других.
Неужели этого мало, чтобы создать себе прекрасный уголок на земле?
Но кроме того, практически важно, что такая окружающая вас атмосфера способствует созданию сценического самочувствия.
– Который из двух вариантов нам дорог – ясно само собой. Неясны только средства его достижения.
– Они очень просты,- ответил Аркадий Николаевич. – Охраняйте сами ваш театр от 'всякий скверны', и сами собой создадутся благоприятные условия для творчества и для создания сценического самочувствия.
На этот случай тоже дается нам практический совет; в книге 'Моя жизнь в искусстве' говорится, что в театр нельзя входить с грязными ногами. Грязь, пыль отряхивайте снаружи, калоши оставляйте в передней вместе со всеми мелкими заботами, дрязгами и неприятностями, которые портят жизнь и отвлекают внимание от искусства.
Отхаркайтесь, прежде чем входить в театр. А войдя в него, уже не позволяйте себе плевать по всем углам. Между тем в подавляющем большинстве случаев актеры вносят в свой театр всякие житейские мерзости: сплетни, интриги, пересуды, клевету, зависть, мелкое самолюбие. В результате получается не храм искусства, а плевательница, сорница, помойка.
– Это, знаете ли, неизбежно, человечно. Успех, слава, соревнование, зависть,- заступался Говорков за театральные нравы.
– Все это надо с корнями вырвать из души,- еще энергичнее настаивал Торцов.
– Да разве это возможно? – продолжал спорить Говорков.
– Хорошо. Допустим, что совсем избавиться от житейских дрязг нельзя. Но временно не думать о них и отвлечься более интересным делом, конечно, можно,- решил Аркадий Николаевич.- Стоит крепко и сознательно захотеть этого.
– Легко сказать! – сомневался Говорков.
– Если же и это вам не по силам, то,- продолжал убеждать Аркадий Николаевич,- пожалуйста, живите вашими домашними дрязгами, но только про себя и не портите настроения другим.
– Это еще труднее. Каждому хочется облегчить душу,- не соглашались спорщики.
– […] Надо однажды и навсегда понять, что перебирать на людях свое грязное белье – невоспитанность. Что в этом сказывается отсутствие выдержки, неуважение к другим людям, эгоизм, распущенность, дурная привычка,- горячился Аркадий Николаевич. – Надо раз и навсегда отказаться от самооплакивания и самооплевывания. В обществе надо улыбаться […]. Плачь и грусти дома или про себя, а на людях будь бодр, весел и приятен. Надо выработать в себе такую дисциплину,- настаивал Торцов.
– Мы бы рады, но как этого добиться? – недоумевали ученики.
– Думайте побольше о других и поменьше о себе. Заботьтесь об общем настроении и деле, а не о своем собственном, тогда и вам самим будет хорошо,- советовал Аркадий Николаевич.
– Если каждый из трехсот человек театрального коллектива будет приносить в театр бодрые чувства, то это излечит даже самого черного меланхолика,-продолжал нас убеждать Аркадий Николаевич.- Что лучше: копаться в своей душе и перебирать в ней все дрязги или же общими усилиями с помощью трехсот человек отвлекаться от самооплакивания и отдаваться в театре любимому делу?
Кто более свободен, тот ли, который сам себя постоянно ограждает от насилия, или тот, кто, забыв о себе, заботится о свободе других? Если все люди будут так поступать, то в конечном счете получится, что
