Наконец явился и сам Аркадий Николаевич Торцов. Он подкупил нас сразу своей необыкновенной простотой. Мы себя почувствовали с ним, как давнишние знакомые. Кое-что из его разговора с нами я записал и жалею, что сделал это лишь, частично. Он говорил:
– Артистическая карьера прекрасна для тех, кто к ней призван и кто правильно поймет ее.
– А если не поймет? – спросил кто-то.
– Тогда плохо. Она искалечит человека. Если театр не облагораживает, не делает человека лучше, пусть он бежит от него,- заметил Аркадий Николаевич.
– Почему? – спрашивали мы.
– Потому что в театре много разных бацилл, и хороших и очень плохих. Первые, хорошие, разовьют в вас страсть к прекрасному, к возвышенному, к большим мыслям и чувствам. Вас потянет к Пушкину, Шекспиру, Гоголю, Чехову, Гёте, Шиллеру, Мольеру и к другим гениям. Все они живут с нами в своих созданиях и в традициях. Вы встретите в театре и современных писателей и представителей всех отраслей искусств, науки, общественности, политической мысли. Все они нуждаются в просветительном воздействии театра. Как видите, под нашим кровом собирается интересная компания. Примкните к ней иг конечно, вы научитесь многому.
Но есть в театре и другие соблазны, с другими бациллами,, опасными, губительными, растлевающими.
Не удивительно! Слишком много соблазна в нашем деле! Ведь актер ежедневно от такого-то и до такого-то часа выходит перед тысячной толпой при торжественной обстановке спектакля, на фоне эффектных декораций, в богатых и красивых платьях и костюмах. Мы произносим превосходные слова гениальных авторов, мы делаем живописные жесты, прельщаем пластикой, ослепляем красотой, которая в большинстве случаев наводится искусственными средствами. Привычка быть всегда на людях,, показываться, красоваться, получать овации, принимать подношения, похвалы, читать хвалебные рецензии и проч. и проч.- все это большой соблазн, [который] приучает к поклонениям,, балует. Является потребность в постоянном, непрестанном щекотании своего маленького актерского самолюбия. Чтобы жить и довольствоваться только этими интересами, надо очень внутренне опуститься, опошлиться. Серьезного человека такая жизнь может забавлять недолго, но зато поверхностных людей соблазны сцены порабощают, развращают и губят. Вот почему в нашем деле, больше чем в каком другом, надо уметь постоянно держать себя в руках. Актеру нужна солдатская дисциплина. Об этом позаботится мой друг и помощник Иван Платонович Рахманов, сам же я слаб для такой роли.
– Избранные люди и их компания научат вас понимать искусство, и вы познаете его внутреннюю сущность. Это самое главное в нем, главная прелесть.
– В чем же именно? – не удержался и спросил я.
– В познавании, в работе, в изучении своего искусства, его основ, приемов творчества, его техники,- объяснял Аркадий Николаевич.
Высшей радости нет на земле для артиста, к этому призванного!
– А в успехе? – робко спросил я.
– Успех только забавен, мимолетен, скоропреходящ,- говорил Торцов.- Истинная страсть – в пытливом познавании всех тонкостей и тайн творчества.
Какие мы счастливцы и как мы мало ценим то, что дано нам природой и жизнью,- говорил дальше Аркадий Николаевич.
– Товарищи артисты, художники, писатели, творящие коллективно, общими усилиями,- все это близкие люди, живущие общим, возвышенным творческим интересом. Все это не простые, а одаренные люди. Все они сносят в наш общий дом самое чистое и лучшее, что живет в их душах, из чего только и может создаваться произведение коллективного и иного искусства. Как надо любить и ценить этих людей и сотворцов!
А муки и радости творчества, которые мы переживаем также коллективно! Каким облегчением может быть такая взаимная помощь.
А радость творческих достижений, которая обновляет и окрыляет!
А сомнения и неуспехи! Сколько в них возбудительной силы для новой борьбы, работы и творческого познавания!
А эстетическое удовлетворение, которое никогда не приходит, а лишь дразнит для возбуждения новой созидательной энергии!
Сколько во всем этом жизни!
– Но, изволите ли видеть, таких театров на свете, знаете ли, не бывает,- заметил Говорков.
– Да, к сожалению, вы правы,- согласился Торцов.- Люди настолько глупы и безвкусны, что предпочитают сносить в отведенное для творчества и искусства место все житейские дрязги, сплетни, интриги. Они не могут отхаркать все скверное там, за порогом театра, и приходят плевать в чистое место. Непостижимо! Так будьте же вы теми, которые поймут правильное, возвышенное назначение театра и его искусства. С самых первых шагов служения им научитесь и приучите себя приходить сюда чистыми. Верьте мне, для этого с самого начала надо приучить себя плевать там, за порогом.
Наши знаменитые предки, прежние артисты русского театра, говорили: истинный церковнослужитель во всякую минуту своего пребывания в храме чувствует присутствие в нем алтаря. Так точно и подлинный артист должен постоянно чувствовать в театре близость сцены. Из того, кто не способен к этому, никогда не выйдет подлинного артиста!
5. [СХЕМА 'СИСТЕМЫ']
1
Сегодня мне пришлось быть по делу у Рахманова.
Он оказался занятым спешным делом: клеил, шил, чертил, красил. В комнате царил беспорядок к ужасу его хозяйственной супруги.
– Что это вы готовите? – поинтересовался я.
– Сюрприз, дружочек мой! Показательную демонстрацию! Схема 'системы' в торжественном шествии со знаменами. Вот какая штука! – с большим оживлением посвящал меня в свой секрет Иван Платонович.- Не для шутки, а с серьезной педагогической целью. Педагогической! – говорю я. К завтрашнему дню мне надо соорудить не одно, а целую прорву знамен и не каких-нибудь, а непременно красивых. Вот штука-то какая! Не кто-нибудь, а сам Аркадий Николаевич Торцов на них смотреть-то будет. Сам!… Пусть наглядно поясняют общую схему 'системы'. Поясняют! – говорю.
Чтобы лучше усвоить ее, надо видеть глазами, дорогой мой. Это важно и полезно. Через рисунок и зрение лучше запоминается общая комбинация всего целого и соотношение частей.
После этого Иван Платонович стал объяснять мне смысл предполагаемой демонстрации. Как оказывается, мы подошли в нашей годичной школьной программе к очень важному моменту, а именно – к окончанию изучения п_р_о_ц_е_с_с_а п_е_р_е_ж_и_в_а_н_и_я1.
– Надо, так сказать, поставить точку на первой половине р_а_б_о_т_ы н_а_д с_о_б_о_й. Все это мы пробежали, конечно, в самых общих чертах,- поспешил оговориться Иван Платонович. – Впоследствии сто раз, всю жизнь мы будем возвращаться и снова и снова изучать процесс переживания. Изучать, говорю, будем. Но все-таки пока 'конец всему делу венец'. Но так как без венца нет конца, так вот этот самый венец-то я и преподнесу вам завтра. Будьте спокойны!
Он указал с гордостью и с детской радостью на лежавшие перед ним груды материй.
– Видите, дружочек мой, что я тут натворил! Штука-то какая! Ничего не забыл. Все, что в году пройдено нами, все отмечено, почтено, так сказать, особым флагом, дорогие мои! Особым! Вот вам работа над собой, то, что вы изучаете в течение всего первого курса. Вот она, эта лента. Помните, в работе над собой мы в первую очередь принялись изучать процесс переживания. Поэтому вот вам другая полоса, вполовину меньше, потому что процесс переживания лишь половина всей работы над собой. Штука-то какая! Все предусмотрено, будьте уверены! Где она, полоса-то эта?
Бог с ней! Провалилась!- отмахнулся он,- Хорошо вышло, будьте покойны! – утешил он себя. – А вот вам целое семейство маленьких флажков. Все одного цвета и одинакового фасона. Вот дело-то какое. Все это э_л_е_м_е_н_т_ы с_ц_е_н_и_ч_е_с_к_о_г_о с_а_м_о_ч_у_в_с_т_в_и_я; вот – ч_у_в_с_т_в_о п_р_а_в_д_ы, вот – а_ф_ф_е_к_т_и_в_н_а_я п_а_м_я_т_ь, к_р_у_г в_н_и_м_а_н_и_я и о_б_ъ_е_к_т. Где он тут еще?…
Все, все здесь, ничто не забыто, дорогой мой! Это что? – попались ему в руки какие-то три флага
