– Великое государство… – шептал он трясущимися губами. – Лежало от моря до моря, нагоняло страх на любого недруга! И вдруг… Как самый захудалый хутор последнего нищего шляхтича… разделили меж собою… Напрасны жертвы, напрасна былая доблесть… О Езус! Какую боль причинил мне пан этим рассказом! Но, надеюсь, это было лишь временно? Не могу поверить, чтобы мои собратья смирились с таким позором!
– Они и не смирились! – вздохнул я, с немалым трудом переборов искушение высказать все, что думаю по поводу этих «собратьев». А также прочесть вслух знаменитое стихотворение «Клеветникам России». Во-первых, все-таки не так хорошо помнил пушкинский шедевр, мог и запнуться, и перепутать. А во-вторых, неизвестно, как князь отнесется к словам «кичливый лях»…
В общем, пришлось начать рассказывать о переговорах поляков с Наполеоном, об их участии в его испанской кампании… Вишневецкий возбужденно потирал ладони:
– Браво, рыцари! Благородные патриоты! Не щадя живота своего бились на чужбине, добывали свободу своему отечеству!
– Но, проше князя, – не утерпел я, – они тем самым лишали другой народ отечества! Ведь Наполеон пришел в Испанию как завоеватель! А поляки ему в том усердно помогали!
Князь в первую секунду заметно смутился, но потом махнул рукой:
– Ах, оставьте, пане! Это еще с какой стороны посмотреть… В любом случае, уверен, Господь простил их усердие, может быть, излишнее! Ведь цель-то была самая благородная!
«Ну-ну…» – ехидно подумал я, приступая к рассказу об отношениях Наполеона и Марии Валевской…
Вишневецкий был очень смущен и разгневан:
– Позор! Срам! Бесчестье! Чтобы замужнюю женщину из хорошей фамилии буквально заставить отдаться завоевателю… пусть столь же великому, как сам Александр Македонский или Ганнибал… Принудить ее к бесстыдной связи! Где был польский гонор?! Ладно еще муж… как я понял, он был совсем старым, видно, умом ослаб. Но прочая родня?! Друзья, наконец?! Как же они допустили?..
– Так ведь цель-то была самая благородная… – с невинно-ханжеским видом повторил я его собственные слова. – Марии ведь внушили, что в постели Бонапарта она добудет польскую независимость…
– Кх-м!!! – яростно закашлялся князь. – Ну и как, добыла?!
– Увы, княже… Но любовь получилась красивой и крепкой. От этого союза родился сын, сделавший потом хорошую карьеру при племяннике Наполеона, которого звали так же, как великого дядю.
– Бесстыдство! – прошипел Иеремия. – Проше пана, продолжайте! И слышать не желаю больше про эту распутницу! Что случилось после?..
«О, черт! – тоскливо подумал я. – Вот любознательный! До авиакатастрофы под Смоленском дотянет, честное слово. А в сортир-то как хочется…»
…Мельком проскочив Отечественную войну 1812 года (с 5-м пехотным корпусом Понятовского в Великой армии), восстания 1831 и 1862 годов, я перешел к более близким нам по времени событиям. Личность Пилсудского очень заинтересовала князя.
– Значит, начинал как самый настоящий бунтовщик, а закончил диктатором? Весьма любопытно! Но, главное, вернул свободу Оте-честву! За это ему простится любой грех, даже самый тяжкий… Кстати, пан Анджей, – вдруг спохватился Иеремия, – не можете ли вы показать, где в ваши времена простирались границы Речи Посполитой? Хотя бы приблизительно? Проше пана к столу, там карта…
«Там» – то есть на полированной инкрустированной столешнице – действительно лежала большая карта Европы. Естественно, весьма отличная от тех, к которым привыкли мы. Но очертания Балтийского и Черного морей были почти такими же, а на месте Азовского красовалось какое-то бесформенное вытянутое пятно.
«Понятно… Туда картографы с геодезистами еще не добрались! Крымские татары мешают…» – усмехнулся я.
Князь с тревогой следил за мной. Он ждал ответа.
Немного порывшись в памяти, я провел пальцем по Одеру и Ниссе, вдоль нынешних западных границ Польши, свернул к востоку, затем – к северу, вдоль берегов Западного Буга…
– Приблизительно так, княже.
– Проше пана… – У Вишневецкого был такой вид, словно его вот-вот хватит удар. – И это все?!
– Все, ясновельможный. Собственно, это границы Польши, ведь Великое княжество Литовское давным-давно откололось, распавшись на несколько государств.
Иеремия со стоном обхватил голову руками. Его лицо побледнело.
– И этот жалкий огрызок… эта тень былого величия… все, что осталось?!
