– Идеальная – это какая?
– Серьезно? Мы будем обсуждать мои впечатления о твоей бывшей?
– Ты первая начала, – напомнил он.
Справедливо.
– Она казалась… Милой. Доброй. Не знаю… спокойной? Умиротворенной, – слово далось с трудом. Явно не из моего лексикона, откуда только я его выкопала? – Будто у нее все под контролем. Нет, не так. Будто у нее все в гармонии.
Сложно подобрать характеристику тому, чего никогда не испытывал. Диз быстро стер усмешку с лица.
– Эрика – лара[54].
Вот почему она вызывала такую странную реакцию. Лары были не столько домовыми, сколько олицетворяли уют. Свет в окне, к которому тянется одинокий путник. То тепло, которого ему так недоставало в дороге. Лары тоже зеркалили окружающих, но вместо них самих показывали им мечту. Я почувствовала себя облапошенной.
– Значит, вот чего тебе не хватает… И почему ты меня жалеешь? – поинтересовался Диз.
– Потому что два зеркала – это жалко, признай.
Кто из них кого отражал?
Любопытно было выпытать у него, какой он видел Эрику, но я не стала. В некоторых случаях меньше знаешь, лучше спишь. Список достоинств, которыми я никогда не смогу обладать, наверняка относился к ним.
Разговор сошел на нет. Постепенно деревья становились выше – пока в серебристой кроне я не признала самый обыкновенный тополь. И вообще природа стала более… родной, что ли. Серую потрескавшуюся землю сменили плети осоки, и даже небо стало нормального цвета. Не ярко-голубого, но в пасмурную погоду случалось похуже. Вроде не июль, а пуха на земле было достаточно. За моей спиной громко чихнули. Я обернулась: хмурый и недовольный Диз со страдальческим видом зажимал переносицу. Не может быть…
– Серьезно? Ты чертов демон, сын герцога Ада, повелевающий смертью. – Он закатил глаза, намекая, что последнее прозвучало слишком пафосно. Надо сказать, он был прав. – Но при этом у тебя дальнозоркость и аллергия на тополиный пух?
На меня оскорбленно посмотрели. Я бы впечатлилась, если бы не покрасневшие глаза и взгляд больного кролика.
– Знаешь, никто не совершенен.
Он снова чихнул.
– Будь здоров, – машинально ответила я. – Слушай, может, сменишь облик? На тебя смотреть жалко. Я не против, честно.
Демон с сомнением взглянул на меня и достал из воздуха носовой платок.
– Ты, возможно, не против. Но те, кому принадлежат эти земли, – очень даже. Жаль, я надеялся ее не застать. Июнь, она должна быть в вашем мире…
– Кому принадлежат эти земли? – спросила я, уже догадываясь.
– Аиду. И его супруге. Если ты еще у Персефоны попросишь автограф, то учти, я с тобой не знаком, – предупредил Диз, заметив, как у меня загорелись глаза.
– Я больше по Аиду, – созналась я. – Он из всех античных богов по мифам самый интересный был. И адекватный. Устраивать войны? Катаклизмы? Науськивать орлов, чтобы они клевали печень? Зачем? Такое ощущение, что он просто хотел, чтобы ему никто не мешал заниматься своими делами.
– А еще он жуткий зануда, – пробормотал Диз себе под нос. – У тебя ужасный вкус на мужчин.
Посмотрев на чихающего демона, я не могла не согласиться.
– Так чем ты насолил Персефоне? Разбил сердце бедной Макарии[55]?
– Сразу заметно, что ты ее ни разу не встречала, – хмыкнул Диз. – Иначе подобная мысль не пришла бы тебе в голову. Нет. Я здесь вообще ни при чем.
«Ни при чем» обычно не заставляет людей – и не людей – опасливо озираться. Но я оставила комментарий при себе.
– Зачем мы тогда вообще сюда поперлись? Почему ты не телепортировался?
– Потому что телепортироваться без приглашения в дом чужого Владыки будет равнозначно объявлению войны.
Заметив впереди фигуру, Диз негромко выругался; я с интересом посмотрела в ту сторону. Женщина, стоявшая на лугу, была красива, как жизнь, и уродлива, как сама смерть. Или красива, как смерть, и уродлива, как жизнь, – рядом с ней особенно четко понималось, что разница между этими двумя состояниями существует лишь у нас в голове.
«Иди же ко мне, дитя…»
Вокруг нее кружили тени. Блеклые, едва заметные на фоне серого неба. Подходя к ней, они исчезали в янтарном сиянии.
