– Но, как по мне, если ты задаешься подобными вопросами, ты не так и плоха. – Я фыркнула: сомнительный комплимент, как и все, которые я от него слышала. – Правда, не уверен, что ты спрашиваешь того, кого следовало бы. «Хорошая», «плохая»… Какая разница? Это всё роли. И если тебе в них тесно, откажись от них. Наплюй на свои шаблоны и стереотипы и делай то, что хочешь. Потому что «счастливая» – единственное прилагательное, которое на самом деле имеет значение.
Вот чего-чего, а такого – серьезного, даже слишком, – ответа я не ожидала. А еще я не думала, что какая-то часть меня с ним согласится. Жаль только, что воспитание категорически отказывалось признать его правоту и объясняло, что оправдывать плохое поведение каким-то мифическим счастьем – самый легкий и, соответственно, неправильный выход. Я скованно улыбнулась.
– Звучит немного эгоистично.
– Знаю. А еще весьма сомнительно с морально-этической точки зрения, – в тон мне ответил Диз. – Поэтому, думаю, мир еще не скоро увидит первого демона-психотерапевта. А теперь колись: что у вас все-таки случилось?
Я солгала Максу. Впервые. Я могла молчать или уходить от темы – но до его вопроса о Сереше я никогда не говорила ему неправду. Отчасти потому что подозревала, что он все равно узнает, отчасти потому что не хотела. Потому что Макс не заслуживал такого отношения к себе.
Но вчера я нарушила это правило. И продолжала врать ему всю ночь.
– Он пригласил меня на университетский бал, – сказала я вместо этого.
На мгновение на лице демона проступило неподдельное удивление, а потом он расхохотался. Что? Я не кривила душой, когда говорила, что – объективно – у нас с Максом все было хорошо. Идеальные отношения, как заявила мне Райли. Поцелуи на ночь и кофе по утрам. Лениво проведенные выходные и совместные выходы «в свет».
Только один из нас никогда ничего не говорил о себе. А вторая обманывала их обоих. В раздражении я скомкала сигарету в кулаке, а когда раскрыла ладонь, невесомую серую пыль унес ветер.
– И в чем проблема? – спросил Диз, отсмеявшись.
В том, что я приняла приглашение. Хотя знала, что скорее всего до мая, когда в ГООУ соберутся спонсоры и выпускники, а студентки будут спешно заказывать еще одно (десятое, вдруг оно окажется тем самым) вечернее платье, не доживу. Но не смогла отказаться – тогда пришлось бы рассказать правду. А признаться в ней у меня не было сил. Я знала, что увижу: страх за меня, упрямое нежелание принять факты и жалость. Максу, пережившему подобное со своей матерью, это было не нужно. А мне – тем более. Соблазн окончательно размякнуть, позволить кому-то другому позаботиться обо мне, показать себя слабой был и так слишком велик.
– Я не танцую.
– Не бывает людей, которые не танцуют, – не поверил мне Диз.
– Одна из них сидит сейчас перед тобой. Никогда не училась.
Даже не хотела. Мне это казалось глупым: платья в пол, музыка, которая уже давно никому не нравится, попытка не столько возродить величие былых эпох, сколько вписаться в него… Но сейчас я бы все отдала, чтобы увидеть университетский бал ГООУ своими глазами.
– Да чему там учиться…
Я с интересом посмотрела на Диза.
– Так ты еще и вальсируешь?
Почему-то меня это не удивляло. Диз – да и многие другие демоны, которых я видела, – обладал грацией, сразу выделявшей его среди обычных людей. В сравнении с ним я чувствовала себя неуклюжей.
– Если бы только это, – айтишник закатил глаза. – Чаще отец требует сыграть вольту[18]. Лучше бы вальс. Вальс – это легко.
– Кому легко, – проворчала я, – а кто лучше постоит в сторонке…
Все, что я знала о вальсе, укладывалось в одно предложение: в нем было три такта. Остальное казалось тщательно срежиссированным спектаклем. Диз понимающе хмыкнул и спрыгнул с подоконника.
– Позволишь?
Я посмотрела на протянутую мне руку.
– Шутишь?
Диз покачал головой.
– Вальс – это просто, – повторил он. – Если хочешь, я тебе покажу.
Если бы мы находились в книге, наверное, это был бы романтический момент. Раннее утро, когда мир еще спит. Двое, связанные
