моя существовала) на основании одной фразы.
— Давно ждешь? — спросила я, подходя к нему.
— Да нет. Честно говоря, я оставил тебе записку и уже уходил, но ты вернулась… Слушай, а кто тот парень, с которым ты пришла?
Как так получалось, что стоило Дизу появиться, как все начинало крутиться вокруг него?
— Никто. Одногруппник, мы с ним на гендерные исследования вместе ходим. А что?
— Ничего. Показалось…
Судя по задумчивому выражению лица, это было вовсе не ничего, но я не стала продолжать тему и вместо этого приступила к покаянию.
— Не знаю, сколько ты услышал сегодня из нашего с Райли разговора, но ты все не так понял… — Я прикинула кое-что в уме и была вынуждена исправиться: — То есть, возможно, ты понял так, но… Я хотела сказать, я не… Я имела в виду…
Я не умею просить прощения. Очень стараюсь, но у меня никогда не получается нормально, чтобы это выглядело искренне и не пошло. А ведь я хотела извиниться. Макс мне нравился. Быть может, немного меньше после Той Самой Фразы, но все же… С ним было спокойно. У него был тот особый вид обаяния, когда от одной только его уверенной приободряющей улыбки сердце переставало бешено колотиться, а мысли приходили в порядок. Не в этот раз, правда.
— Короче, твое отношение к людям… или твои отношения с людьми — это совершенно не мое дело, и я не хочу, чтобы ты подумал, будто я осуждаю или даю вообще какую-то оценку, потому что, как я уже сказала, это совершенно не мое дело…
Кажется, я от Райли заразилась. Макс, похоже, подумал о том же, потому что улыбнулся и терпеливо подождал, пока я сама не выдохнусь.
— Может, дашь мне самому сказать? — поинтересовался он, когда я закончила.
— Ты прав, — согласилась я. После такого позора я на что угодно бы согласилась. — Говори.
— Пригласишь к себе?
Заметив, как я колебалась, подыскивая вежливую и тактичную причину для отказа, Макс подошел к вопросу с другой стороны.
— Хочешь узнать, кто такие Охотники?
Конечно, я хотела! А он знал, чем меня зацепить.
— Проходи, пожалуйста, — я быстро отперла дверь.
В комнате Макс с любопытством огляделся, подошел к мольберту и нервно закашлялся, рассмотрев стоявшую на нем незаконченную картину. Я его понимала: София тяготела к абстракции. А еще у нее был красный период, в результате чего стоявший на мольберте холст изображал что-то, удивительно похожее на вываленные наружу окровавленные человеческие внутренности.
— А у вас тут уютно…
— Ты хотел рассказать про Охотников, — напомнила я.
— Сначала я хотел извиниться, — смущенно покосившись на разобранные кровати, сокурсник примостился на краешке единственного в комнате стула. — Мне следовало подумать о выборе слов.
Судя по виноватому виду, Райли не только со мной успела сегодня поговорить.
— Просто я не подумал, что ты… будешь считать себя человеком.
— А кем же еще? Я и есть человек.
— Нет, — последовал жесткий ответ. — И лучше тебе как можно скорее перестать так думать.
Я удивленно (и несколько возмущенно: мое дело, что мне думать и считать) посмотрела на Макса — не то чтобы я хорошо знала его, но подобная категоричность мне показалась не в его духе.
— Это почему же, интересно? И что ты вообще имеешь против людей, раз уж на то пошло?
Я зареклась задавать этот вопрос еще в первый день, когда встретила Макса, но… благие намерения никогда не выдерживают проверки реальностью. Он пожал плечами.
— Скорее, вопрос в том, что они имеют против нас. Ты скоро сама поймешь.
Я была уверена, что не пойму.
— На самом деле те, кто не знает про нас, еще ничего, но вот знающие… Как ты думаешь, кто такие Охотники? — неожиданно спросил он.
Монстры, которых боятся сами монстры? Боюсь представить.
