Письма 1886-1917

Т_е_л_е_г_р_а_м_м_а

10 июля 1904

Контрексевиль

Мысленно присутствуем на горестном акте погребения нашего дорогого Антона Павловича. Молимся богу за него и чтобы бог облегчил ваши страдания и поддержал бы мать, сестру, братьев и друзей.

Елизавета и Константин Алексеевы¹

201. Из письма к М. П. Лилиной

11 июля 1904

Контрексевиль

…К тому времени, как ты получишь это письмо, я уже кончу пить воды, а то перепьешь. Останутся ванны, но едва ли это так важно. Думаю вернуться к 23-му, 25-му. Здесь скучно очень, но спокойно. Газет стараюсь не читать и о войне на время забыть.

Бедный Антон Павлович не выходит из головы. Перечитываю его рассказы и еще больше люблю и ценю его. Меня взволновал вчера Правдин1, который находится здесь. Он прочел в газетах, что похороны взял на себя Гольцев2. Значим мы опять прозевали и не приняли никакого участия в похоронах. Это обидно и непростительно. Надо подумать поставить памятник Антону Павловичу за счет театра. Из телеграммы твоей понял, что ты была на похоронах, – вероятно, была огромная толпа.

Маманя начала поправляться и интересоваться жизнью других, читает, но писем своих не покидает. Доктор, сопровождавший нас, уехал вчера.

Я встаю в 6 1/2 утра (это не описка) и в 11 ночи уже сплю (это тоже не описка)… После обеда читаю, пишу письма и свою книгу 3. Около 9 часов иду в парк, гуляю с маманей ила иду в кафе. Раз был в театре. Недурная труппа и милый актер.

О похоронах Чехова не знаю ничего. Не знаю также, куда писать Ольге Леонардовне.

Мне придется ради электрического освещения пробыть денек в Париже 4. Странно! Прежде я был бы этому рад, а теперь… Должно быть, состарился. С грустью думаю о нашем театре. Недолго ему осталось жить. Представить себе жизнь без него еще не могу. Может быть, война взбодрит немного общество и удержит в нас нашу разрушительную силу. Обидно, что все хорошее так скоро погибает или вянет. Напиши при случае, пишет Владимир Иванович Немирович пьесу или нет. Иду на почту посылать письмо и потом проведать маманю…

202*. О. Л. Книппер-Чеховой

13 июля 1904

Контрексевиль

Милая и дорогая Ольга Леонардовна!

Вместо того чтоб излагать Вам поручения сестры, прилагаю при сем ее письмо. Я знаю, что оно написано со слезами, и потому чувства постороннего человека в настоящую, острую минуту вашего страдания – не оскорбят его. Кто знает, может быть, и Вы поплачете над письмом, и эти слезы на минутку принесут Вам облегчение.

Хочется писать Вам каждый день, но удерживаюсь, так как издали трудно понять, в каком Вы состоянии, как переносите горе и насколько уместны будут мои письма. К тому же я ничего не знаю о том, что происходило и теперь происходит в Москве, так как не имею никаких известий и тщетно ищу здесь русские газеты. Очень тороплюсь выехать из этой французской глуши, так как здесь, в одиночестве, труднее привыкнуть к нашему горю. Хочется говорить и быть с теми, кто его переживает, но здесь, кроме курортных кукол, никого не встретишь. К счастью, я захватил с собою два тома рассказов милого Антона Павловича, и в настоящую минуту его книги – мои лучшие друзья. Перечитываю их по второму разу и между строками угадываю то, что может быть понятно только тем, кто близко видел этого человека, самого лучшего из всех людей. Где-то Вы теперь и когда-то я увижу Вас? Потянет ли Вас в Ялту или, напротив, Вам будет там слишком тяжело? Перемените ли Вы свою московскую квартиру или, напротив, Вам захочется жить в ней?

Моя мать, слава богу, успокаивается и начинает поправляться. Скоро можно будет оставить ее здесь и спешить в Москву. Там получу ответы на все вопросы. Дай бог только встретить Вас такой, какой я ожидаю увидеть Вас. Крепкой, убежденной в том, что Вы скрасили последние дни жизни тому, кто больше всех нуждался в красоте. Самоотверженно отдав ему кусочек своей жизни, Вы удержали его на несколько лет дольше между нами, и за это мы должны быть благодарны Вам.

Душевно преданный Вам и любящий Вас