Письма 1886-1917

11 марта 1897

Из Москвы в Варшаву

Первая телеграмма не доставлена по назначению. Вторично извещаю, что устав клуба подан губернатору 5 марта. Ермоловой, Никулиной, Климентовой, Мостовским, Алексеевым принят сочувственно¹.

Алексеев

48*. О. Т. Перевощиковой

Май (после 11-го) 1897

Париж

Добрейшая Ольга Тимофеевна!

Теперь 10 час. вечера, я сижу у себя в комнате, открытая дверь на балкончик, лунная ночь, тепло, но не очень. Маруся в двух шагах от гостиницы у Шейкевичей. Вот отличная минута, чтобы написать Вам письмо, за которое я уже неоднократно принимался, но, увы, каждый раз мне мешали. Вероятно, Вы никогда не получали писем на бумаге такого формата, нужды нет, по крайней мере больше места для писания, и под руками нет более подходящей к письму бумаги, уж не взыщите. Хотите знать общее впечатление мое от путешествия? Оно не из удачных, и виной тому – одна погода. Благоприятствуй она нам, мы бы прекрасно отдохнули. Здесь, около Etoile {Площадь Этуаль.}* – не Париж. Это скорее людное дачное место. Пользуясь всеми удобствами городской жизни, мы в то же время дышим свежим воздухом и наслаждаемся природой. Смотря по настроению, мы можем по выходе из гостиницы повернуть налево, т. е. затереться в веренице экипажей и пешеходов и через несколько минут очутиться в самом водовороте парижской суеты; стоит повернуть направо – и полная противоположность: тишина, юная, только что появившаяся на свет зелень, словом… желанный и полный отдых. Чего бы, кажется, лучше, но, увы, – благодаря погоде приходилось пока всегда направляться налево, так как направо все это время было слишком холодно. (Не угодно ли! Только что расписался – приехала Маруся. Начались рассказы, и едва ли сегодня допишется это письмо.)

Маруся начала умываться. Это длинная история; напишу еще несколько строчек.

Самое интересное для Вас – поправляется ли она. Да, она посвежела, но не настолько, чтобы довезти свежесть до Москвы. Она зато бодрее духом и, что самое важное, перестала говорить о своем сердце. Этим, я думаю, мы обязаны Бушару. Он был даже удивлен, что я привез Марусю к нему. 'Mais elle n'a rien' {Но она же совершенно здорова (франц.).}, неоднократно восклицал он. И даже засмеялся, когда я его спросил, не желает ли он поговорить со мною с глазу на глаз, чтобы досказать то, чего он, быть может, не хотел высказать при жене. 'Вы заставите меня повторять то же самое, что я говорил в присутствии Вашей супруги', – были его последние слова. Ту же самую фразу могу сказать и я теперь, так как описание дальнейших визитов Бушара явилось бы повторением письма Маруси, и потому обхожу молчанием главнейшую, лечебную и самую для Вас интересную часть нашего путешествия. Почему, спросите Вы, сидим мы в Париже, несмотря на отвратительную погоду, и не спускаемся на юг. О! На это причин более чем достаточно. Во-первых, судя по газетам, и там не очень-то тепло; во-вторых, переехав на юг Франции, было бы грешно не заехать к мамане, но в этом случае мы бы попали в обстановку красноворотского дома, и уж лучше было бы и полезнее – возвращаться домой. Последнего мы не делаем потому, что Маруся только что отдохнула от длинного переезда и немедленное возвращение на родину могло бы только переутомить ее. Наконец, мы все-таки надеемся на мало-мальски сносную погоду, и теперь, кажется, молитвы наши услышаны – сегодня был сносный осенний день, и мы долго гуляли в Булонском лесу.

Что же мы делали все это время? Почти ничего. Невообразимо! Скоро две недели, как я в Париже, и, судя по прежним поездкам, я должен был бы побывать в театрах свыше 25 раз, т. е. по два раза в день, а я был только, только 7 раз. Это возмутительно! Самое интересное из всего, что мне пришлось видеть здесь, – это 'La Samaritaine' {'Самаритянка' (франц.).} с Сарой Бернар. Это совершенно новый и чудный жанр, которого, увы, нам не видать как ушей своих. Пьеса называется 'Evangile en 3 parties' {'Евангелие в трех частях' (франц.).}. Такого рода спектакли устроены для тех, кто желает молиться и очиститься душой. Несмотря на то что пьеса не бог знает как и кем сыграна, несмотря на то что действующие лица, кроме Сары и Христа, мало напоминают библейские времена, несмотря на то, наконец, что я не согласен с образом и характером Христа, представленным в этой мистерии, – я плакал все три акта и вышел из театра совершенно обновленным.

Скажите Софье Александровне, что я очень жалею, что ей не пришлось помолиться в театре; жаль, что она не могла убедиться, что мистерия, исполненная мало-мальски талантливыми людьми, имеет гораздо более прав на сочувствие и существование, чем бессмысленное ломание и хриплые орания пьяных и лохматых дьяконов и выживших из ума от старости попов. Скажите ей, что она предпочла бы чудные декорации, написанные вдохновенной кистью лучших французских художников, уродливым образам, намазанным малярами, а это 'Отче наш', изложенное в чудных ростановских стихах и шопотом произносимое Сарой среди всхлипываний публики, – это художественно в высшей степени, это до слез трогает. Моя мечта теперь – поставить эту пьесу… хоть в частном доме. Пусть те люди, которые потеряли способность молиться в церквах, придут вдохновляться к нам в театр. Одним словом, идя в театр, я боялся, что пьеса и особенно Христос на сцене покажутся оскорбительными в изображении француза, а к удивлению оказалось, что даже несколько аффектированный и лишенный простоты Христос заставил меня молиться так, как я давно не молился в церквах, несмотря на их стройное пение, несмотря на орание дьяконов, блеск иконостасов, лампады, фимиамы, коленопреклонение, земные поклоны и проч. фарисейства. В противовес этому чудному настроению, не мешает рассказать вечер в Montmartre. Нас повел туда Шейкевич… там есть три кабачка: 'Le ciel', 'Le cabaret du neant' и 'Cabaret du diable' {'Небо ', 'Кабаре небытия', 'Кабаре дьявола' (франц.).}.

Представьте себе, что Вы входите во второе учреждение: черное траурное сукно, скелеты,