Письма 1886-1917

Дарский, например, скорее выговорит последнюю фразу, а не стихи цензора. Эту фразу прямо вон, пусть Федор, не слушая и не отвечая Ивану Петровичу, обратится к Ирине: 'Царица, говори, что ж ты молчишь?' и т. д.

Реплика перед этим:

'И_в_а_н_ П_е_т_р_о_в_и_ч. От сердца ли сказал ты, что-то

Не верится, чтобы от сердца'.

Зачем эти слова? Я бы их тоже вон. Таким образом, Борис кончает монолог: 'Чем мог бы я один'.

'Ф_е_д_о_р. Царица, говори, что ж ты молчишь?'

По крайней мере не будет портить стихов Толстого.

Далее Ирина продолжает так: 'Дивлюся я, что князь Иван Петрович…' и т. д.

Ради того, чтобы заполнить строку, к словам 'Дивлюся я' цензор вставляет ужасную гадость: 'Да что мне говорить. Одно: дивлюся я…'

Это 'одно' напоминает стихи в 'Московском листке'8. По-моему, лучше пусть испортится толстовский стих, чем он исправится цензором.

Клятва остается, и с поцелуями?… Это хорошо. Следующую вымарку я бы сделал так:

'На выходе, кто с жалобой, кто с просьбой,

Все говорЯт, не разберешь порЯдком'.

Этот стих – неверны ударения. Как-нибудь изменить, например:

'Кричат, галдят, не поймешь порядком'.

'А здесь я рад их видеть.

Годунов. Государь, царь,

Тебе их вздорных жалоб не избыть'.

Чтобы сохранить комизм (хотя бы и значительно более грубый) сцены с медведем и хоть немного заменить Варлаама и Дионисия, я бы поставил двух бояр (советники), каждому по 150 лет (вроде членов государственного совета). Их водят от старости за руки, они подслеповаты. Когда Федор, говоря о медведе, навалится на такую руину, может быть, что-нибудь и останется; если же всю эту сцену проделать с боярином-статистом, все пропадет ⁹.

Конец 3-й картины с выборными – не понял по Вашему письму и ничего не могу сказать теперь.

Вместо (увы!) вымаранных слов: 'Даже в пот меня он бросил, посмотри, Арина',- ничего не остается, как сделать паузу, во время которой Федор утирался бы и отдувался (или Арина его утирала? можно?).

Согласен с Вами, что 'Царь всея Руси, Федор Иоаннович, прости'… – можно сказать даже еще нецензурнее, чем у Толстого.