Письма 1886-1917

Ессентуки

…Куда я попал? В Азию, Персию или Китай?… Я уверен, что там живут не хуже и, конечно, веселее. Если я выживу в этой дыре одну неделю, я потребую орден за многотерпение.

Представь себе, Пушкино, только населенное больными купцами, мещанами, армейскими офицерами. Представь себе, что в Пушкине улицы не мощеные, а пыль не темная, как у нас, а белая. Еще разница: там дачи довольно грязные, а здесь ужасно грязные. Там иногда видишь смеющиеся лица, здесь их совсем нет, там иногда слышны людские голоса, а здесь давящая тишина. Смело скажу, что во всех Ессентуках сегодня смеялся один человек, и это был – я. Знаешь, когда я так расхохотался? Когда открыл сундук и увидел в нем белые штаны и пиджак от Дюшара. Ничего нет смешнее, как человек в белых брюках, ходящий по улицам Ессентуков. Во что я буду здесь одеваться при наличии моего столичного гардероба? Это вопрос.

Дорожные брюки, туфли, ночная сорочка без жилета и старое пальто внакидку, на голове феска или завязанная кое-как чадра – вот самый подходящий костюм для сих стран. Представь себе и всю обстановку в том же духе, тогда ты получишь правильное представление о том, где я теперь. Надо сказать правду, ванны устроены хорошо, парк недурной, если бы не портила его публика.

Завтра поеду в Кисловодск и посмотрю, что делается там… При осмотре квартир (все переполнено) напал на одну из своих московских поклонниц. Она усиленно убеждала меня поселиться в том доме, где живет она, но и дом-то самый скверный, да и поклонница не очень… Она все мне рассказывала, что при такой игре, как наша, необходимо летом лечиться. Должно быть, и я нервный, и жена у меня нервная, и дети нервные, и все, кто меня окружает, тоже и т. д. Ужасно смотреть, как мы играем, а каково самому стоять на сцене и т. д.

Чувствуешь, что от такой поклонницы непоздоровится. Доехал я сюда хорошо. Спал, к удивлению, и много и хорошо. Сильно испытывал такое чувство, что теперь никакие телефоны не догонят. Днем читал, перечел Горького весь 1-й том. Очень хорошо. Ложился в 11 часов. Теперь 8 часов, и я, право, не придумаю, что можно здесь делать, если не итти спать?

По дороге я узнал, во-первых, что доктор Зернов живет в Ессентуках и, во-вторых, что Кисловодск дальше Ессентуков. Пришлось спрыгнуть из вагона и направляться прямо к Зернову. Конечно, он не советует пить 'Ессентуки' в Кисловодске или ездить сюда, но мы посмотрим и обсудим завтра, во время разговора с ним. Сегодня он не мог принять меня, так как весь день у него расписан. Знакомых не встретил ни души…

Обедал в Казенной гостинице (вся переполнена), это лучшая здесь гостиница. Кормят хорошо. Вот и все, что могу рассказать тебе. Одна гроза уже была сегодня.

Вечером ходил по парку. Зашел смотреть, как дети бегают на гигантских шагах. Вот один, маленький клоп, занес ногу в петлю, а другой, большой верзила, в это время толкнул его. Вижу, клоп висит на веревке и летит прямо головой о столб. Я подбежал, повел рыдающего ребенка к ручью и долго смачивал ему голову, доказывая верзиле, как он глупо поступил. Словом, провел вечер с пользой, ухаживая за раненым и способствуя просвещению на Дальнем Востоке. Расскажи это Кирюльке и Игоречку – это поучительно. Хотел ехать в Кисловодск, но устал, возясь с квартирами; поеду завтра утром, чтобы достать твою телеграмму. Мой адрес пока: Ессентуки, гостиница Вигбалова. Ну, прощай, уже 8 1/2 час., пора спать.

Обнимаю тебя, детишек. Не хандри и – как наберешься сил – поезжай в Крым.

Знай, что как здесь ни скверно, а все лучше, чем в Виши.

P. S. Скучаю по Кирюльке и Игоречку. Как его ножка, которую он ушиб в день моего отъезда?

Все жалуются на здешнюю почту, говорят, она неаккуратна…

86. Из письма к М. П. Лилиной

10 июля 1900

Кисловодск

… Итак, я в Кисловодске.

Первый, кого я встретил, – это доктор Богданов. Он предлагает мне передать свою комнату в лучшем доме Ессентуков (кажется, дом Войновой). Сегодня будет осмотр помещения. Затем пошли встречи москвичей: Лоло и Редер (рецензенты), певец Власов и за ним все местные актеры. По второму слову начались приставания, что и когда я буду играть. Здесь оказался режиссером Ивановский, мой ярый последователь в провинции¹. Этот здорово пристал играть 'Гувернера' или 'Дядю Ваню' в его бенефис. Чуть не заплакал, когда я наотрез отказался, и тут же заявил Форкатти², что не будет делать своего бенефиса. Потом стал просить, чтобы я провел одну репетицию.