К. Алексеев (Станиславский)
15 октября 1900. 15 октября 1900 Москва
Многоуважаемый Сергей Васильевич! Я испытываю очень большое желание: посидеть с Вами в Вашей уютной столовой и поговорить о (блаженной памяти) 'Снегурочке'.
Единственное утешение после смерти близкого человека – говорить о нем с хорошими людьми, симпатично относившимися к покойному. 'Снегурочка' растаяла в тот момент, когда
Лишь только мы маленько разгулялись, Она… вся – прикончилась 1.
Мы потеряли всякую надежду оживить ее, и наша молодежь в полнейшем унынии. Одно средство оживить их – это скорее ставить новую пьесу. Если она будет иметь успех, мы спасены, нет – дело будет очень и очень плохо, почти безнадежно. Судите из этого, насколько я занят и нервен.
Надо спасать дело, а я сам измучен до последней степени. Мне нужно и играть огромнейшую роль (Штокмана), и режиссировать, и вести часть текущего репертуара. Вот почему я так долго не был у Вас. Спасибо Вам большое за Ваши талантливые и обстоятельные статьи. Только они поддержали во мне энергию2.
Как только сыграю Штокмана и отдохну после него несколько дней, поспешу побывать у Вас, а пока прошу Вас передать мое почтение Вашей уважаемой супруге и дочерям. Жена просит Вам кланяться.
Искренно уважающий и преданный
К. Алексеев
15 октября 1900 Понедельник Ноябрь 1900
Москва
Глубокоуважаемый Сергей Васильевич!
Не найдя Вашей статьи в сегодняшнем номере 'Московских ведомостей', я заволновался, уж не больны ли Вы. Решил, во что бы то ни стало, после генеральной репетиции зайти на секунду к Вам. Увы, репетиция, начавшаяся в половине второго дня, окончилась в 11 вечера. Мои ноги подкашивались, голова не работала… Я поехал домой. Отлежавшись, встал, чтоб написать Вам эту записку и
