— В том-то и дело, — мрачным тоном произнес князь Хатикани. — Регент…
— А что, царевна Валисса тоже померла? — прикинулся дурачком я. — Она мать царевичей, ей, по всему, и править.
— Да прекратите уже! — не выдержал наконец князь Зулик. — Что будет, если она станет правительницей Ашшории, вы прекрасно представляете!
Ну, вообще, конечно, представляю. Резня, разумеется.
Боноку женат был на инитарской княжне, какие-то совместные дела с тестем проворачивал, соседями они приходились один другому. А когда поднимал знамя мятежа, беременную супружницу к ейному папахену в гости спровадил, родню проведать, мол. Там та дочку и родила. Ну а потом Валиссиной матушке как-то и возвращаться некуда стало…
К пяти годам дитятко, все это время жившее при своем деде, осиротело окончательно, а по достижении восьмилетнего возраста было возвращено в Шехаму, где, с полного одобрения Кагена (все еще числившегося в княжестве как узурпатор и завоеватель, со всеми вытекающими), короновано как княгиня и на следующий же день отдано замуж за Тыкави.
Каким путем Лисапетов братец это все провернул и чем пожертвовал, дабы заполучить в свою семью такую невестку, понятия не имею. Но то, что с той поры войн между Ашшорией и Инитарой ни разу не было, — факт. Хотя на инитарском троне тогда еще его дядька сидел…
А уж о том, как Валисса «любит» и мужа, и свекра, даже у нас в долине известно. Практически никак. Ну и прочим власть предержащим от нее ждать ничего хорошего не приходится — они, те, кто постарше, в большинстве своем кровью ее родичей замараны.
— Что будет, то будет, и чему суждено случиться, того не миновать, — с постной миной ответил я. — По всем законам, что божественным, что человеческим, царевна Валисса должна быть регентом до совершеннолетия старшего из сыновей.
— Если не найдется более достойного претендента, — обронил Тхритрава и тут же возвел очи горе. — Но кто лучше позаботится о царевиче, чем его мать? Кому еще блюсти престол?
— Возможно, тому, — многозначительным тоном произнес Шедад, — кто имеет на него гораздо большие права, чем царевич Асир?
— По старинному закону, первым престол наследуют сыновья, затем — братья, и лишь после них идут внуки, — добавил Арцуд. — А у царя Кагена, да пребудет он в Свете, был брат.
Значит, все же на царство, а не на регентство приехали звать…
— Брат? — Помимо воли, я горько усмехнулся — видать, наследство от Лисапета мне досталось побольше, чем я предполагал, не одна только мелкая моторика. — Да… Когда-то у него был брат… Но это было очень давно.
— Он, однако, не умер, — заметил князь Софенский.
— Умер, — спокойно ответил я. — Принял священные обеты и умер для мира.
— Бывало, такие «мертвецы» оживали, — усмехнулся Шедад, владетельный деспот Хатикана и Горной Аршакии. — Вспомнить хотя бы царицу Н’Кале. Когда умер ее сын, царь, она покинула скит и правила до совершеннолетия внука.
— Она была темнушка, из народа мурин, — отмахнулся я. — С них станется и не такое отчебучить.
Князья поперхнулись — о том, что легендарная правительница Ашшории была стопроцентная негра, в столице давно пытались не вспоминать.
— Меж тем это не единственный случай, когда люди благородного происхождения слагали свои обеты и возвращались к светской жизни по зову долга, — обронил князь Тимариани и извлек из поясной сумы свиток, который с видимым почтением (напускным — даю даже не зуб, а всю челюсть) протянул настоятелю. — Вот, послание примаса Ашшории, где он дозволяет вам, отец мой, снять священные клятвы с царевича Лисапета, ежели тот решит предъявить свои права на престол.
Тхритрава принял свиток обеими руками, склонившись в своем кресле в чем-то, похожем на поклон, почтительным жестом приложил печать себе ко лбу, подержал пару мгновений и лишь затем вскрыл послание от первосвященника. Ох, какой актер в глуши пропадает! Хочется аплодировать и верить, что раньше он про эту цидульку ни разу не слыхал.
Зато кто в посольстве главный, теперь понятно окончательно. Нет, я и так-то почти не сомневался, но эта демонстрация окончательно расставила все точки. Вопрос лишь в том, над всеми ли буквами?
— Все точно так, как и говорит досточтимый князь, — сказал настоятель, пробежав содержимое письма взглядом. — Примас действительно дозволяет снять с тебя обеты, брат Прашнартра. — И, помолчав мгновение, добавил: — Если, конечно, ты сам этого пожелаешь.
— Снять обеты… — эхом повторил я за Тхритравой. — Покинуть обитель? Зачем? Кто нынче помнит в Аарте о царевиче Лисапете? Кто поддержит его притязания?
