дисциплинированные от подобного проявления чувств пока воздерживались.
— Чегой-то у вас такое случилось? — крякнул Аук, сдвинув шапку на затылок.
— Да кто ж его знает? — пожал плечами я. — Приехал кто-то. Теперь кто-то уезжает.
— Ить, а колымажка-то отца-настоятеля, — опознал транспортное средство крестьянин.
— Ну, значит, он куда-то и уезжает. — Кажется, мой вывод был вполне логичен. — Тумил, просыпайся, мы приехали.
Паренек сладко потянулся, легким движением соскочил с телеги и часто заморгал, разинув рот.
— Ну? — язвительно вопросил я. — Что у нас не слава Солнцу? Выезд отца-настоятеля никогда не видал? Так ничего странного, что не видал, — он почти никуда и не ездит.
— Блистательные! — благоговейно ахнул послушник.
Я перевел взгляд на солдат и внимательно их осмотрел.
— Да я бы сказал, не особо. Скорее, Грязнейшие и Пыльнейшие. — Плащи и некая помесь кафтана и халата со стоячим воротником, которую местные побогаче носят в качестве верхней одежды (а воины — и поверх кольчуг, кстати), действительно свидетельствовали о долгом пути, который пришлось преодолеть их владельцам. — Ну или Нестираннейшие, если быть уж совсем точным.
— Да ты только погляди на их шервани, брат Прашнартра! — Это он как раз про халатокафтаны.
— Вижу, — кивнул я. — Все испачканные, даже и не скажешь, какого были цвета.
— Синего! И с вышивкой золотой! — проявило эрудицию подрастающее поколение. — Да ты на сабли их глянь, на ножны!
— Богатые. — Я начал осторожно слезать с облучка, а потому спорить с очевидным не имел желания, дабы в полемическом запале не сверзиться. — Надеюсь, на клинках они тоже не экономили.
— Ну открой же ты глаза! — возмутился мальчик. — Не видишь ты, что ли? Они изукрашены царскими знаками! Это приближенные самого владыки!
— Нет над нами владыки, кроме Святого Солнца и братьев его, — пробормотал я ритуальную фразу и нащупал наконец ногой твердую землю. — Гвардейцы Кагена, значит?
— Да! — почти выкрикнул Тумил.
— И чего они тут забыли, интересно? По разбойным мордам вижу, что не молиться приехали.
— Не иначе как примас помер, — авторитетно заявил Аук. — А эти к отцу Тхритраве приехали, на Святсовет звать, выбирать нового.
— Это да, такие дела без нашего настоятеля не решаются, — важно кивнул я и начал расшнуровывать свою котомку.
Наш глава обители в местной табели о рангах и впрямь стоит довольно высоко — примерно на уровне кардинала без портфеля.
— Хотя с чего б ему помирать-то? — Меня взяло сомнение в правдоподобности версии Аука. — Он же едва-едва четверть века разменял.
— Дык ить это у нас, в Долине Ста Благословений, по полвека порой живут, а то и подольше бывает, а в низинах людишки-то как мухи мрут. Лет двадцать, много если тридцать протянут — и, считай, конец. А все отчего? Оттого что жизнь у них шебутная, и о душе они забывают, — поделился своими мыслями крестьянин.
— Это верно. Все поголовно в греховодничество впали. — Я извлек наружу вяленого карпа из тех запасов, что мы брали на случай отсутствия клева, нацарапал на нем ножиком знак Святого Сердца и протянул Ауку: — Вот, прими в знак моего благословения, добрый человек. Тумил, хорош зырить на солдат, хватай улов, и потопали.
Мы взяли по кожаному мешку с лямками (на юную рабсилу я навесил еще и котомку с остатками продуктового запаса и одеялками — нехай поможет дедушке, пока тот до демобилизации на небеса не надорвался), каждый кило так по двадцать пять, и пошли на кухню. Миновали монастырскую трапезную, по этому времени, естественно, пустую, и вперлись в царство брата-кормильца и его присных.
— Э-ге-гей, братия, принимайте продукты! — крикнул я и плюхнул свою ношу на разделочный стол. — Добытчики рыбки для вас расстарались!
Хотелось бы сказать: «зычно крикнул», но, увы, голос у Лисапета сухой и дребезжащий, так что скорее это можно охарактеризовать словами «шибко громко проскрипел».
— А, брат Прашнартра и послушник Тумил! — Монастырский шеф-повар, прозываемый за глаза Святая Кастрюлька, выскочил из-за обильно парящего чана. — Мы вас позже ожидали. Свежая? Как хорошо, аккурат успеем на жареху. Хотя уж и не знаю, будет ужин с этой суетой или нет.
