Жизнь – без начала и конца.
Нас всех подстерегает случай.
Над нами – сумрак неминучий,
Иль ясность божьего лица.
Но ты, художник, твердо веруй
В начала и концы. Ты знай,
Где стерегут нас ад и рай.
Тебе дано бесстрастной мерой
Измерить все, что видишь ты.
Твой взгляд – да будет тверд и ясен,
Сотри случайные черты -
И ты увидишь: мир прекрасен.
В первые годы после революции мне часто приходилось иметь связь с Московским Пролеткультом, который находился в бывшем особняке Маргариты Морозовой на Воздвиженке (ныне ул. Калинина). В этом же здании проживали некоторые пролетарские поэты. Поэт М. Герасимов жил в ванной комнате, одно время вместе с ним жил и Сергей Есенин. Частым гостем у них был поэт Сергей Клычков.
В этой же ванной комнате зародилась 'Московская трудовая артель художников слова'. 'Трудовая артель' начала издавать книжечки своих членов.
Как-то, придя на заседание московского совета Пролеткульта, я встретил в зале Сергея Есенина, который, увидав меня, радостно проговорил:
– Вот и хорошо, что пришел, помоги нам в издательских премудростях. Нам надо выбрать шрифт, формат.
Он сунул тощую книжечку образцов шрифтов типографии Меньшова и добавил:
Я дал согласие и предложил ему заходить ко мне на Волхонку в ЦК Пролеткультов…
Дней через десять Есенин с Клычковым пришли ко мне на Волхонку похвастать своими книжечками.
Есенин написал мне на книге 'Сельский часослов': 'Милому Михаилу на ядреную ягодь слова русского.
Через неделю, к концу рабочего дня, часов в пять, пришел ко мне Сергей Есенин, закутанный коричневым шарфом. Только светились глаза яркой лазурью из-за индевелых ресниц. Подсел к топившейся железной печурке, растирая озябшие руки, и стал рассказывать, что переехал из Маргаритиной ванны к Сахарову и приступает к серьезной работе.
Отогревшись, Сергей начал говорить о деле. Сотрудники все ушли, во всем этаже остались мы да уборщицы, подметавшие комнаты.
– Давай решим, каким шрифтом будем набирать,- предлагал Сергей. – Я думаю выбрать 'антик'.
Видимо, ему это слово нравилось, но шрифт этот вряд ли был ему знаком. Он вынул из кармана свою книжечку 'Преображение' и написал на ней 'В набор, 'антик'.
Список книг издания артели, находящийся в конце книги, Сергей исправил. Некоторые книги добавил, а нескольких авторов совсем вычеркнул.
Я заметил Есенину:
– Сергей, так скоропалительно нельзя отдавать в набор. Возьми свои книги, пересмотри, возможно, некоторые стихи удалишь, а новые вставишь, часть следует переработать. Собери все лучшее и побольше, на солидный томик. Я тебе дам набор не в полосах, а в гранках, ты до сдачи в типографию поработай над ними. Понял?
– Понял, – сказал Сергей и на книжке 'Преображение' написал:
'Ну, тогда не в набор эту книгу, а лишь в разбор. Много в ней тебе не нравится, присмотрись, гляди, и понравится. Любящий
Последняя встреча с Сергеем Александровичем Есениным состоялась у меня за несколько дней до его отъезда в Ленинград в 1925 году.
Придя ко мне, Есенин был грустен и чем-то удручен.
– Что с тобой? – спросил я его.
– Плохо пишется, – ответил Сергей.
Я не стал его допрашивать больше о настроении, а предложил чаю или по стаканчику легкого вина – рислинга.
Когда я назвал слово 'рислинг', Сергей лукаво улыбнулся и сказал:
– Это слово напомнило мне Питер… Альбомы далеко? Дай-ка я их перелистаю.
Я подал ему альбомы.
– Михаил, какое прекрасное начало поэмы 'Возмездие' Александра Александровича Блока! Она ведь автобиографична.
Сергей передал мне альбом, а сам пошел к книжному шкафу, спрашивая: 'На какой полке книги с автографами?'
– На третьей от верха.
Сергей долго стоял у книг, перебирая их, ища что-то.
– Твоя 'Радуница' тоже там, книги стоят хронологически, по годам, – заметил я и принялся в альбоме рисовать, как рисуют в минуту ожидания. Рисовал большим пером, чернилами. На рисунке получился обрыв, на котором росли две березки, справа – река.
Сергей вернулся от шкафа и проговорил:
– А ну, покажи, что натворил?
– Березки как будто, – передавая ему альбом, сказал я. Сергей взял из подставки карандаш и на рисунке написал:
С. Е.'.
Затем вдруг Сергей заторопился уходить, проговорив:
– Проводи меня.
И мы пошли. Это была моя последняя встреча с поэтом.
В. С. ЧЕРНЯВСКИЙ
