одиночество, рядом с нами всегда кто-нибудь есть. Иногда меня это напрягает до желания с кем-нибудь поскандалить без причины, так что даже в столь плачевном положении можно найти плюс.
К тому же прямо сейчас мое состояние улучшилось настолько, что я, похоже, могу не только шевелиться, а и решиться на большее. Куда большее. Например – сесть. Только не понимаю, зачем мне это нужно.
Лучше и дальше буду лежать и мечтать, чтобы невыносимая дурнота отступила далеко-далеко, а потом и вовсе ушла, попрощавшись навсегда.
Да, мне и правда лучше, веки поднялись без труда. Может и правда выздоравливаю?
А это что за шелест непонятный? И почему так странно открывается дверь медицинского блока, почти без скрипа, который я уже запомнила до последней нотки? Такое впечатление, что кто-то пытается проникнуть сюда украдкой.
Ширма резко ушла в сторону, и я с удивлением уставилась на необычно серьезно одетую Тину, – такое в повседневной жизни мы не носим, да и косметика парадная. Та, настороженно таращась в ответ, подчеркнуто-радостно воскликнула:
– Ли, мы думали, что ты тут при смерти лежишь, а ты вся такая розовая и красивая. Выздоровела?
– Кто бы меня тут держал здоровую?..
Ух ты, я, оказывается, умею говорить. Голос, конечно, так себе, но он все же не пропал.
– Тебе плохо?
– Нет, уже лучше, в обмороки почти не падаю. А кто тебя сюда пустил? И почему ты так интересно одета?
– А ты разве не знаешь?
– Что?
– Боже! Да ты же и правда ничего не знаешь!
– Что я не знаю?
– Ли, ты пропустила смотрины и даже не знаешь об этом! Фантастика!
– Какие смотрины? До смотрин еще целый месяц. Только не надо говорить, что я здесь провалялась тридцать дней.
– Внеочередные смотрины, мы сами в шоке.
– Это как?
В дверь трижды стукнули. Тина, побледнев, затравленно заметалась взглядом по сторонам, затем заскочила в крохотный санитарный блок и, уже закрываясь, умоляюще произнесла:
– Не выдавай и даже не смотри в мою сторону.
Три стука – наш традиционный сигнал, что воспитательницы рядом. Ну да, на высоких каблуках убежать отсюда она не успеет, медицина у нас располагается в неудобном тупичке длинного хорошо просматриваемого коридора. Могла бы разуться ради такого дела, тоже мне еще, прятаться вздумала. А вдруг кто-нибудь туда заглянет?
Дверь открылась и благодаря тому, что Тина не вернула ширму на место, я успела заметить, как заходят Ворона и директриса, причем знахарок с ними нет.
Что им вообще здесь понадобилось? И что я буду им отвечать, если спросят о потревоженной ширме? Ведь считается, что самостоятельно неспособна и пару шагов пройти.
От греха подальше прикрыла глаза, сделав вид, что в очередной раз провалилась в черноту забытья. Видеть теперь ничего не видела, зато слышала прекрасно. Даже тогда, при первых приступах, мне часто изменяло зрение, но слух если и отключался, то лишь на непродолжительные периоды.
Судя по шагам, обе приблизились к моему закутку, остановились рядом и молчат.
Первой заговорила Ворона.
– Элли спит.
– Она не спит, сном такое состояние называть нельзя, – возразила Селедка. – Так Харита говорила.
Харита – одна из знахарок. Та, которая считается более опытной и сильной.
Только мне она абсолютно ничем не помогла, если не считать тех таблеток, после которых боль отступает, а дурнота становится терпимой.
– Я не верю этой шарлатанке, – возразила Ворона. – Элли в таком состоянии уже третьи сутки, а она так и не сказала ничего определенного, только словами играет и все время пичкает ее разной химией.
– Она лучшая из всех наших знахарок.
– Это не значит, что она хорошая.
– Очевидно, этот случай не для нее. Но если состояние Элли не улучшится, мы найдем другой вариант.
