– Будет непросто, но если бы ты работал у доктора Ли…
Он сбился, и я понял, чего он не решается сказать:
– То аттестационная комиссия, может быть, посмотрела бы сквозь пальцы на мою бесполезность?
– Возможно. Говорю же, это не более чем шанс. Я ничего не обещаю.
– А ты чем рискуешь, вот этак подыгрывая любимчикам? Не ты ли говорил, что над тобой тоже есть начальство?
– Об этом предоставь беспокоиться мне.
– Я не позволю тебе рисковать ради меня положением.
– Какой там риск…
Я всматривался в его лицо, искал в нем ложь. Я не доверял его оценке риска. Ему уже случалось подставляться, и даром это не проходило.
– Ты даже не сказал, над чем этот доктор Ли работает.
– Это важно?
Я захлопал глазами.
– Макрофаги, – сообщил он.
– Шутишь?
– Макрофаги тебя недостойны?
– Это вряд ли, – усмехнулся я. – Я о них ничего не знаю.
– Да что там знать? К тому же ты быстро схватываешь. Ему нужен ассистент, а не доктор философии.
– Это не по моей части. Любой поймет, что я занимаюсь не своим делом.
– А твое дело какое, если конкретно? – огрызнулся Джереми. Он не ожидал сопротивления. Это была злость человека, который, бросив спасательный круг, видит, как утопающий его отталкивает. – Ты забросил все, чем занимался в QSR.
– У меня на то были причины.
– Какие? Ты так и не объяснил.
Я покачал головой.
– Теперь уже неважно.
– Очень важно, если только где-то втайне от меня не открылся спрос на отставных квантовых физиков. Если ты забросишь все прежние темы, с чем останешься?
– Возможно, ни с чем.
– Тогда принимай предложение!
А мне и хотелось принять.
Мне хотелось сказать «да». «Да» вертелось на кончике языка. Я уже представлял, как выговариваю слова, произношу то, что он хочет услышать. Представлял, как читаю все, что было написано о макрофагах. Ныряю с головой в новую тему. «Новое начало», как сказала сестра. Ассистент-лаборант – это большой шаг в сторону, но все же это работа. Занятость. Какая-никакая, но будет от меня польза. Я бы справился, и я хотел этим заняться.
Но сказал я другое:
– У меня есть тема.
– Это? – Джереми кивнул на безумную установку. – Для комиссии этого мало.
Я вспомнил про его начальство. Начальство, которому не понравится, что он завел любимчика. Карьеры рушились и на меньшем. Под ложечкой у меня стянулся узел.
– Ну и пусть.
Он воздел руки. Он уставился на меня и смотрел так долго, что я понял: смотрит не на меня – на себя. Или, может быть, на своего отца – финансового воротилу за великанским столом. На человека, который никогда не уступал ни на дюйм.
Заговорил он в конце концов сдержанно и взвешенно:
– Эрик, мы с тобой давно знакомы. Таких старых друзей у меня больше нет. Я не хочу видеть, как ты приканчиваешь свою карьеру. Ты думал, что станешь делать потом?
Как ему ответить? Как сказать человеку, что не думаешь о будущем? Что твое будущее обрывается через несколько месяцев? Я подумал о пистолете и вспомнил его имя – Панацея, – всплывшее, когда я в одну из пьяных ночей дивился холодной гладкости курка. Может быть, тем и кончится. Как всегда, кончалось с тех плохих времен в Индианаполисе.
