Слишком напуганные, чтобы обсуждать свои догадки, семеро дрожащих мужчин поплелись в Аркхем по северной дороге. Эмми, чувствовавший себя хуже всех, попросил своих спутников сначала довести до дома его, а уж потом идти дальше в город. Он боялся в одиночку пробираться через потрепанный ураганом лес к своему дому, расположенному возле главной дороги. Ему в этот день выпало больше испытаний, чем всем прочим, и к тому же он был подавлен нависшим над ним навсегда страхом, о котором затем долгие годы не осмеливался даже упоминать. Дело в том, что пока остальные смотрели вперед на дорогу, Эмми обернулся и окинул взглядом опаленную пустошь и ставшую темной долину, где обитал до недавнего времени его невезучий друг. И в этот момент что-то взлетело вверх от выжженного пятна, поднялось невысоко, а затем снова упало – в точности на то место, откуда взлетал на небо бесформенный ужас. Это было просто пятно цвета – но цвета, какого не бывает ни на Земле, ни на небесах. Эмми узнал этот цвет и понял, что какой-то остаток еще скрывается на дне колодца, а значит, ему теперь никогда не обрести покоя.
Эмми больше ни разу не приблизился к тому месту. Ныне прошло сорок четыре года, об ужасе давно позабыли, но он ни разу не был там и рад, что скоро оно окажется на дне водохранилища. Я тоже рад этому, ибо мне не понравилось, как причудливо искажались блики солнечного света над заброшенным колодцем, когда я проходил мимо. Надеюсь, что вода в этом месте всегда будет глубокая, но даже если будет так, я не стану ее пить. Впрочем, вряд ли мне когда-нибудь доведется побывать в Аркхеме снова.
Трое из тех, кто был с Эмми, утром вновь приехали на ферму, чтобы осмотреть руины при дневном свете, но никаких руин не оказалось. Только остатки кирпичной кладки от печной трубы и входа в погреб, каменные и металлические обломки да бордюр устрашающего колодца. Все живое или бывшее когда-то живым – за исключением мертвой лошади Эмми, которую они оттащили в ближайший овраг и там закопали, да его же коляски, доставленной в тот же день владельцу, – бесследно исчезло. Жизнь навсегда покинула эти пять акров земли, там по-прежнему ничего не растет. По сей день сохраняется это словно бы проеденное кислотою пятно, а те немногие, кто отваживаются добраться до него, чтобы поглазеть, прозвали его «опаленной пустошью».
Сельские жители рассказывают об этом месте удивительные истории. Горожане рассказывали бы еще более удивительные, если бы университетские химики попытались сделать анализ воды из того заброшенного колодца или серой пыли, которую, судя по всему, не развеивает ветер. Или ботаники занялись бы изучением чахлой растительности по краям пятна, а заодно подтвердили бы или опровергли слух, будто пустошь расширяется – очень медленно, примерно на дюйм за год. Говорят, что весной цвет травянистых растений в районе пустоши не совсем обычный, а зимой дикие звери оставляют на снегу странные следы. И похоже, что на пустоши снега обычно горазде меньше, чем в округе. Лошади, те немногие, что еще сохранились в наш автомобильный век, становятся своенравными в этой тихой долине, и охотники вблизи пятна серой пыли не могут полагаться на своих собак.
Также говорят, что это место оказывает плохое влияние на психику; немало местных жителей сошли с ума вслед за Гарднерами, и у всех них не хватало воли, для того чтобы уехать отсюда. Постепенно люди с более крепким разумом покинули эти края, и лишь иностранные эмигранты пытаются время от времени селиться в старых полуразрушенных особняках. Но никто из них не смог здесь остаться; и на первый взгляд кажется, что на них сильно влияют рассказываемые шепотом страшные истории об этих местах, с их мрачными чарами. Однако они уверяют, что по ночам в сей гротесковой местности им снятся очень необычные кошмары, и такое не удивительно в этом царстве вечного полумрака, склонном пробуждать в человеке самые нездоровые фантазии. У путешественников при виде местных глубоких лощин возникает ощущение присутствия чего-то чужеродного, а художники, рисующие с натуры темные леса со старыми деревьями, то и дело вздрагивают от страха. Я и сам из любопытства совершил прогулку по этой местности, и мне хватило впечатлений еще до встречи с Эмми. Как я уже рассказывал, мне не хотелось ходить там после наступления сумерек при зловещем сиянии звезд, вселявшем в мою душу страх.
Не спрашивайте, какого я сам обо всем этом мнения. Я не знаю – вот все, что я могу сказать. Эмми был единственным, с кем мне удалось об этом поговорить – из жителей Аркхема не вытянуть и слова, а все три профессора, видевшие метеорит и ту цветную глобулу, давно умерли. Можно не сомневаться, что в камне были и другие глобулы. Одной из них удалось набраться сил и улететь; вполне возможно, что какая-то другая менее преуспела. Тогда, без сомнения, она все еще скрывается в колодце – ведь я помню, что чего-то было не так с солнечным светом, когда я видел его проходящим через зловонные испарения над ним. Раз в народе говорят, что пустошь с каждым годом увеличивается на дюйм, значит, засевшая в колодце тварь питается и увеличивает свои силы. Но какой бы там ни был вылупившийся птенец дьявола, видимо, что-то удерживает его на этом месте, иначе пустошь давно расширилась бы. Может, он крепко засел в корнях тех деревьев, что тянулись ветвями к небу? Но ведь неспроста одна из недавних аркхемских небылиц – про дубы, которые по ночам светятся и шевелят ветвями…
Что это такое – ведает лишь Господь. Следовало бы предположить, что описанная Эмми тварь состоит из газа, но газа, не подчиняющегося физическим законам нашей Вселенной. Он не может происходить ни с какой из тех планет и звезд, что видны
