Я слушала, завороженная рассказом Риза.
– И все же со временем, невзирая на благие намерения того правителя, тьма опять разрослась. Не столь пышно, как в древние времена… Но плохо уже то, что при моем дворе сохраняется постоянное разделение. Мы позволяем миру видеть другую половину и бояться ее. Им и в голову не приходит, какое чудо существует здесь. Мы позволяем существовать Двору кошмаров, только бы никто не узнал о Веларисе. Без «жуткого» двора среди соседних дворов… да и среди других фэйских королевств нашлись бы желающие ударить по нам. Вторгнуться в наши пределы и узнать тайны, которые мы тысячелетиями храним от остальных верховных правителей и их придворных.
– Значит, о вас никто не знает? Ни при Дворе кошмаров, ни при других дворах?
– Ни одна душа. Ты не найдешь ни одной карты, ни одного упоминания в книгах. Исключения – книги, что написаны здесь. Возможно, такое самоограничение имеет и свои недостатки, но, – он обвел рукой город, по которому мы шли, – жители Велариса не слишком от этого страдают.
Да, они не страдали, благодаря Ризу и его внутреннему кругу.
– Тебя тревожит завтрашнее путешествие Аза в земли смертных?
– Конечно тревожит, – ответил Риз, постукивая пальцем по холодным перилам. – Но Азриель умело проникал в куда более отвратительные и опасные места, чем несколько смертных дворов. Он бы посчитал мое беспокойство оскорблением.
– А каково Азу делать то, чем он занимается? Я не про его шпионство. Про дела… вроде того, что он сегодня сотворил с аттором.
– Я и сам не знаю, – выдохнул Риз. – Спрашивать я бы не решился, а он не скажет. Я видел, как Кассиан голыми руками разрывал противников на части, но потом, когда кончалась бойня, его выворачивало. Иногда он даже скорбел по ним. Но Азриель… Кассиан пытается к нему подступиться, я тоже, но, как мне думается, единственная, кто способна вытянуть из него хоть какие-то чувства, – это Мор. И то лишь в тех случаях, когда она допечет его настолько, что его бесконечное терпение не выдерживает.
Я улыбнулась одними губами:
– Но он и Мор… они никогда…
– Это касается только ее и Кассиана. Я не настолько глуп и самонадеян, чтобы влезать в такие дела.
Я живо представила, какой самонадеянной дурой выглядела бы сама, если бы попыталась спросить у Мор про ее отношения с обоими иллирианцами.
Мы молча одолели мост, запруженный гуляющими. Мои мышцы недовольно заворчали, когда пришлось снова подниматься по крутому склону.
Я уже собиралась попросить Риза, чтобы остаток пути до дома мы преодолели на его крыльях, но вдруг услышала музыку. Невдалеке, у дверей таверны, расположилось несколько уличных музыкантов.
Руки у меня повисли, словно плети. Я узнала эту музыку: сокращенный вариант симфонии, которую я слышала в Подгорье, в холодной камере. Тогда от ужаса и отчаяния у меня начались видения. Я слышала странные звуки. Одним из таких видений была музыка, проникавшая в камеру неведомо откуда и… помогавшая мне не потерять рассудок и не распасться на куски.
Как и тогда, красота мелодии захватила меня, закачала и закружила. Каждый звук был наполнен радостью и покоем.
В Подгорье подобного никогда не играли. Бывая в тронном зале, я не слышала ничего даже отдаленно похожего на такую музыку.
– Это ведь ты, – выдохнула я, не сводя глаз с музыкантов.
Те играли настолько виртуозно, что посетители окрестных таверн временно забыли про еду, отложив вилки и ложки.
– Ты послал эту музыку ко мне в камеру. Зачем?
– Потому что ты распадалась на куски, – хрипло ответил он. – Я не мог найти иного способа тебя спасти.
Музыка нарастала, звучала все громче. В камере у меня тогда были видения. Я видела место, находящееся между закатом и рассветом… здание с колоннами из лунного камня.
– Я тогда видела Двор ночи.
– Никаких ведений я тебе не посылал, – сказал Риз, искоса поглядев на меня.
Сейчас это уже не имело значения.
– Спасибо тебе, Риз. За все, что ты делал. Тогда и теперь.
– Ты говоришь мне спасибо после приключений у Ткачихи? После сегодняшнего утра, когда я сделал тебя приманкой для аттора?
– Умеешь же ты все испортить! – буркнула я, раздувая ноздри.
