Жертвоприношение

Я посмотрел на потолок:

– Я тоже думаю, что она очень большая и тяжелая.

– Не надо. Ты меня пугаешь!

Мы лежали плечом к плечу и слушали. Часы в коридоре пробили полпервого, за окном усиливался ночной ветер. Он пробирался в дом, от чего закрытые двери дребезжали в рамах.

– Думаю, нам лучше выключить свет и попробовать немного поспать, – предложил я.

Теперь мы лежали в темноте. В Бончерче не было уличных фонарей, не было ни фонарей в саду, ни луны на небе, поэтому тьма царила почти полная. Как будто вам на голову надели черный бархатный мешок. Я с тревогой чувствовал, как Лиз прижималась к моему правому плечу. Несмотря на то что она была в футболке, я чувствовал мягкость и тяжесть ее груди. Теперь, когда на ней не было свободного ситцевого платья, скрывавшего фигуру, стало очевидно, что у нее потрясающе большая грудь для ее роста и телосложения. Несмотря на привлекательную внешность, груди у Джени в сравнении с Лиз казались комариными укусами. Поэтому вы наверняка поймете, почему они сразу привлекли мое внимание.

– По-моему, судьба всегда дает нам второй шанс, – заговорила Лиз. – Но иногда мы слепы или слишком заняты, чтобы замечать это. Ты не задумывался, какая это трагедия, когда двое людей, которые могли бы быть счастливы вместе, проходят по улице в дюйме друг от друга, даже не подозревая об этом? Или, когда двое людей, разделенных тысячами миль, едут на встречу друг с другом. А потом один из них вдруг опаздывает на поезд из-за оброненной газеты… и поэтому им уже никогда не суждено будет встретиться.

– Это происходит постоянно. Закон теории вероятностей.

– Тогда как же нам с тобой удалось познакомиться? – спросила Лиз. – Ты мог найти другую работу на лето. Мог продолжить работать у себя в конторе. Мог остаться с Джени. И лишь по воле случая кто-то дал мне адрес этого дома, чтобы я могла здесь поселиться.

– Судьба, – улыбнулся я, хотя Лиз не могла меня видеть. – И еще одно, что заставляет нас идти вперед… тот редкий славный момент, когда жизнь оказывается не такой уж и плохой.

Лиз протянула руку, и кончики ее пальцев коснулись в темноте моей щеки. Словно слепая, она трогала мои глаза, нос и губы.

– Я люблю касаться людей в темноте. На ощупь они немного другие, их пропорции изменяются в зависимости от того, как вы их трогаете. Возможно, они и вправду меняются, точно сказать нельзя. Может, ты превращаешься в странного непропорционального монстра. Кто тебя знает? Если очень быстро включить свет, можно увидеть темное лицо человека – как противоположность его светлому лицу, которое он носит, чтобы убедить нас в том, что он обычный и нормальный.

– Думаешь, я превращусь в монстра? – спросил я.

– Возможно. С другой стороны, в монстра могу превратиться я. Что ты тогда будешь делать?

– Улепетывать сломя голову, оставляя след из горячего поноса.

Она поцеловала меня.

– Давай без гадостей.

Я поцеловал ее в ответ.

– Обещаю не говорить гадостей, если пообещаешь не превращаться в монстра. Я имею в виду, в любого монстра.

Лиз снова поцеловала меня, но на этот раз я сказал:

– Нам лучше немного поспать, да? Ты обещала быть святой Элизабет Неприкосновенной. А я обещаю быть святым Давидом Божественным.

– Зависит от того, в чем ты божественный.

И все же нам удалось заставить себя принять более-менее удобное положение, закрыть глаза и притвориться спящими почти на три четверти часа. Я слушал скрип дома, завывание ветра в деревьях, шелест морских волн. Слушал, как воздушный поток рыщет по дому, стучит в окна и двери. Слушал ровное дыхание Лиз, дыхание человека, тщетно пытавшегося заснуть и почти готового сдаться, спуститься вниз и приготовить себе чашку чая.

– Лиз? – позвал я в конце концов. – Ты не спишь?

Она стянула одеяло с лица.

– У меня в голове вертятся всякие мысли.

– О чем ты думаешь? О чем-то конкретном?