Это не укладывалось в голове и в то же время было ясно как день: мадам Лилит когда-то любила моего отца!
Я шевельнулась и сделала шаг к ней, но змейка издала предостерегающий свист, вынуждая остановиться.
— Папино сердце… его украли вы.
Прозвучало, как утверждение. Мадам Лилит не стала отпираться. Напротив, казалось, моя догадка ее порадовала. Она кивнула:
— Посчитала, что Аурелию ни к чему орган, которым он не пользуется.
— Что вы с ним сделали?
Мне хотелось схватить ее за худенькие плечики и трясти до тех пор, пока виновница во всем не сознается, не раскается и не исправится. Но чешуйчатый сторож в красный ромбик зорко следил за каждым моим движением, не подпуская ближе.
— Ты правда рассчитываешь на ответ? — удивилась злодейка.
— Мой папа самый добрый человек из всех, кого я знаю! — выкрикнула я. — А вы лишили его сердца!
Мадам Лилит сбросила маску невозмутимости, давая волю гневу:
— А о моем сердце он подумал, разбивая его? А ты или хоть кто-нибудь? Думаешь, у меня нет сердца? — она стукнула кулачком в грудь, случайно прищемив при этом хвост змее.
— Думаю, у вас оно когда-то было, — тихо ответила я. — Но сейчас в моем отце больше сердца, чем в вас. — Внезапно справа что-то шевельнулось. Нет, показалось. Я тряхнула головой и молитвенно сложила руки: — Пожалуйста, мадам Лилит, можете обрушить возмездие на меня, но не наказывайте его. Сделайте его прежним!
Она вздернула подбородок и холодно улыбнулась:
— Самый добрый, говоришь? Так вот очень скоро ни у кого язык не повернется так назвать Аурелия. Ты наверняка уже замечала изменения. — Она неприятно усмехнулась. — Рассеянность, игнорирование, холодность, готовность пойти на некоторые… жертвы.
Мне бы и хотелось возразить, но слова застряли в горле: тему договора с драконом папа поднял пару месяцев назад. Хотя «поднял» не совсем то слово: поставил перед фактом — вот более точное. Прежде он неизменно прислушивался ко мне. Если честно, даже слишком баловал.
А еще в этом году он забыл про мой день рождения. Пришлось сделать жирный намек, прислав самой себе цветы и велев королевскому оркестру играть под окнами поздравительную песню. Тогда я списала это на обычную, пусть и обидную, забывчивость…
— Так вот, это лишь начало, — продолжила она с удовлетворением, видя, как изменилось мое лицо. — Не знаю, как ему удавалось столько лет подавлять признаки и оставаться почти прежним. Неважно, скоро этому придет конец. Заклятие вступит в полную силу, и тогда он не сможет припомнить не то что твоего имени… он вообще забудет, что у него есть дочь! А если изредка и вспомнит, для него это будет значить не больше, чем замена оливок на маслины в салате. Ему вообще ни до кого не будет дела. Аурелий войдет в историю как Бессердечный Король, во всех смыслах. Нет, за то, что он со мной сделал, ему не быть прежним… — Она оглядела себя. — Посмотри, что он натворил. Кем я стала по его милости!
— Хотите сказать, что это он наложил на вас проклятие, вернув в тело ребенка? Но папа не умеет колдовать!
— Нет, это… досадный, — она поморщилась, — побочный эффект. Проявился в процессе накладывания заклятия Сердцевырывания, на которое, — мадам Лилит вскинула палец, видя, что я собираюсь возразить, — твой замечательный папочка сам напросился.
— Но…
— Хватит. Будет так, как я сказала: он станет монстром, а ты… — она прищурилась и усмехнулась, — драконьим обедом. Слышала, они сперва делают принцессам массаж, чтобы блюдо вышло помягче, а потом предлагают ванну с уксусом и миндальным маслом.
Шевеление справа от меня снова повторилось, на этот раз сомнений не осталось. Я повернулась к скульптурам и задрала голову, рассматривая изваяния принцев-основателей. С них активно сыпалась пыль и каменная крошка. Мадам Лилит уставилась в том же направлении, но, в отличие от меня, не выказала ни растерянности, ни изумления — только удовлетворение и триумф.
Спросить, в чем дело, я не успела, потому что в этот момент Эол Свирепый моргнул и подвигал головой. Плечи и торс исполина по-прежнему оставались каменными, а вот шея и лицо пошли паутиной трещин. Целые кусочки отваливались от монумента, и под ними проступала живая плоть. Основатель факультета доблестных защитников выглядел ошарашенным. Несколько секунд мы таращились друг на друга, а затем он посмотрел вниз, на свое тело, и еще сильнее выпучил глаза. Лицо побагровело, на лбу корнями вздулись вены. Трещины побежали от плеч к локтям, а от них к запястьям. Он встряхнулся, высвобождая руки, и поднес их к
