реквизировал. Они ее на каком-то станке испытывали на разрыв. Тридцать тонн леска выдержала! А потом опять в пружинку скрутилась и станок этот поломала. А у Сергея ее дядя Саша Шешуков утянул… Так леска эта и уехала в Москву, что ли, и с концами!.. Вот такие дела…
От долгой говорильни у меня пересохло во рту, и я потянулся к бокалу с чаем.
– А блесна где? – полюбопытствовал дядя Олег.
– С блесной вообще казус приключился, – махнул я рукой. – Спрятал я ее в коробочку и убрал подальше, до выяснения… А дядя Миша здесь, на фазенде, сидел как-то один и наткнулся… Я его предупредить забыл. И блесна ему очень чем-то глянулась. Вот он и блеснил у баржи часа четыре, пока зацеп хороший не нашел. Теперь что у баржи рыбу ловить, что в ведре – уловистость одинаковая.
– Достать бы эту блесну надо! – азартно предложил дядя Олег.
– Можно, – согласился я. – А то черт-те куда за рыбой грести приходится. Только за каким бесом она тебе сдалась?
– Да ты что, дядя Паша?! Совсем здесь расплавился? Да с такой блесной гоном ловить любую рыбу можно! Какую хочешь! Как вот только блесну эту обнаружить?
– Не вопрос. Ныряй да бери! Там всего-то метра три-четыре, а она в темноте светится. А гон… Ну-ка его знаешь куда? Я уже над этим думал. У меня на рыбалке все время губы болят, как от герпеса. А ты – гон…
– А что, – осторожно спросил дядя Олег, – «подарочек» старого Кыдыра точно еще действует?.. Все равно, надо бы достать… – уже не так уверенно и без особого энтузиазма повторил он.
– Достанем… – откликнулся я. – Вот вечерком, по первым комарам, и достанем.
Я налил чаю и себе, и Олегу.
– Вот эти драконьи башки у Мишки в комнате и висят. Я с ними еще раз ухитрился в лужу сесть. Когда весь свой улов на фазенду приволок, то от жены, как положено, получил… Благодарность за щук, задание их же разделать под котлеты, выволочку за самовольную отлучку на рыбалку и так еще кое-что по мелочи… А драконьи головы Лариса вообще объявила происками дьявола, вне закона и запретила вносить в дом «эту гадость». Я их в сарайчике пристроил, а позже решил посолить, чтобы не протухли. Кинул одну башку в соль, а она – пшик! И вся в слизь ушла. Оставшиеся две головы я солить уже не рискнул… С месяц они в сарае провалялись. Не протухли. Я и рискнул – лачком их покрыл в три слоя и на стену пристроил. Ничего, висят! Только Пакемон, морда его хвостатая, ими и интересуется. Сядет напротив и обмяукивает их. Небось думает, что это особо крупные мыши…
– Что-то ты, дядя Паша, все путаешь! Точно, перегрелся! Дебет с кредитом у тебя не сходятся!
– Ничего я не путаю! – возмутился я. – И все у меня сходится!
– Ну как же! Голов тебе от охоты обломилось три?
– Три! И сколько их не три, меньше не станет!
– Да не нервничай ты так! – начал успокаивать меня дядя Олег. – Одна голова у тебя пропала? Осталось две?
– Две! Обе они у Мишки в комнате и висят!
– А в комнате у Анны…
– А-а-а! – помрачнел я. – Это и не дракон вовсе… Это голова лошади…
– Ты че?! Какая лошадь?! – оторопело прохрипел дядя Олег. – С тремя-то глазами…
– Ну, не совсем лошадь, – вздохнул я. – Конь это, кажется. Конь Апокалипсиса…
Глава 4
Конь апокалипсиса
И когда Он снял вторую печать… И вышел другой конь, рыжий; и сидящему на нем дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч.
…И снята уже пятая печать…
Случилось это чуть меньше года назад. Никому я об этом не рассказывал – дураком выглядеть не хотелось. Только жене рассказал – тут уж никуда не денешься…
– Ты верно, Олег, подметил, что у этого урода три глаза… Мне-то слегка не повезло: конь ко мне задницей стоял, так что головы его я тогда не видел… – посетовал я. – А то, может быть… Если по уму…
– А с чего ты взял, что это конь был, а не, скажем, лось ушастый или большой яманский тушкан? – принялся уточнять дядя Олег.
– Да потому, что хозяин его так назвал, да и все причиндалы у него, как у хорошего жеребца, были… Я потом разглядел, – вяло отмахнулся я от придирок дяди Олега. – А ты к словам-то не цепляйся! Не хочешь слушать – не надо, у меня суставы языка целее
