– Я любил Илизель… – вновь зазвучал голос некроманта.
– Случается, – пожал я плечами. – Язвить на эту тему не стану. Хотя я не стал бы превращать любимую девушку в ужасную нежить. Но кто знает, как мужчины выражали свою любовь двести лет назад… ой, я же не хотел язвить. А, проклятье! Тарис! Говори прямо – зачем ты начал этот разговор? В чем суть? Я не приду к тебе, ибо не верю, что ты выпустишь население моего поселения. Не верю!
– Не бывает бессмысленных бесед. Так говаривал мой чрезмерно мудрый отец, предпочитавший разговаривать с людьми, корчащимися от боли в выломанных суставах. Я докажу тебе, что моему слову можно верить, хотя никогда ранее никому не приходилось сомневаться в этом.
– Да что ты? А я слышал, что когда ты стал наместником Западных Провинций, то публично дал слово, что эти земли и дальше будут процветать. Так себе процветание… или тогда ты обещал не людям, а еще не рожденным шурдам?
И снова тишина… но кинжал передает часть той ярости, что сейчас сжигает Тариса.
– Мое слово… верни мне медальон – тот, что ты нашел внутри черепа Илизель. И я не стану нападать на твое ничтожное поселение еще три дня. Три дня! Перед смертью не надышишься… но этих дней будет достаточно для последних пиршеств и прощаний с родней. Я пришлю птицу – просто передай ей медальон. Он дорог мне.
– Ты назвал мое поселение ничтожным… твой королевский гнилой язык чересчур болтлив для мертвеца. В наказание за твою болтливость я прямо сейчас начну использовать твой драгоценный медальон в качестве скребка для обуви – думаю, им будет весьма удобно счищать с сапог коровий навоз. Как думаешь? Или же использовать медальон как скребок для очистки наших отхожих мест? Хм… идея и правда хороша. Ни к чему перед смертью экономить на золоте. Что, впечатлился? Замолк? Изнываешь сейчас от ярости? Я не стану так поступать. Ради Илизель. Я не знаю о ней ничего, но виновным можешь быть только ты. И не считай меня идиотом, Тарис. Ты бы мог напасть давно. Перебить всех защитников, остальных взять в плен, равно как и меня. А затем выпытать у меня, где находится медальон. Но ты чего-то ждешь… не нападаешь… хотя, честно говоря, мы уже заждались. Может, нападешь прямо сейчас? Я как раз высоко стою, гляжу на вздымающиеся над твоим лагерем столбы дыма…
– Дым от костров, над которыми жарятся пойманные нами в одном из поселений детишки… они так корчились, когда пламя лизало их тела…
– О, когда я буду убивать тебя, ты станешь корчиться куда сильнее, чем невинный ребенок, привязанный к вертелу, – заметил я бесстрастно. – Я обязательно об этом позабочусь, мразь.
– Мразь? А ты тогда кто? Или вернее – что ты такое? Я видел, как ты убил птицу смерти.
– Птицу смерти? Какое нелепое название! Ты сам придумал, да?
– Нет. Это древнее название. Я лишь перевел с уже мертвого языка.
– Мертвец переводит с мертвого языка… как интересно… и что?
– Ты сам давно не человек. Не знаю, что ты… но не человек! А скольких гоблинов ты убил, когда разорял гнездовища шурдов? Скольких невинных гоблинских детишек растоптали твои сапоги? Скольких новорожденных шурдов раздавили твои латные перчатки? Дети ведь еще не совершили греха! Не сделали ничего плохого! Но ты истребил их, Корне! Не так ли?!
– Не спорю, – ответил я глухо. – И придет время, когда мне придется дать ответ за свои деяния. Как и тебе.
– Мы оба чудовища!
– Попрощаемся на этом открытии?
– Стой! Наш разговор еще не окончен, Корне.
– Это ты так решил?
– Так решила судьба! – в голосе принца не чувствовалось пафоса и наигранности. Казалось, что он на самом деле верит в свои слова.
– Возможно, – пробормотал я. – Хотя нет – это правда. Я и появился лишь из-за тебя. Ради того, чтобы освободить тебя из узилища. Слушай, Тарпе, я преисполнен такой дикой ярости к тебе, что едва завидев, сразу кинусь ломать твои кости… и поэтому разговора с глазу на глаз у нас не получится. А вот так… на расстоянии… можно и поболтать разок. У меня к тебе есть вопрос – что ты знаешь о строящемся в Диких Землях каком-то темном храме? Якобы в том месте распоряжается некий Источник Скверны или же Темный Наставник. Не слышал о таком месте?
Ответом мне стал бешеный нечеловеческий вой. Заключенный в шкатулке сломанный кинжал задрожал, пропуская через себя немыслимо сильные эмоции Тариса.
Далеко от Подковы, из небольшой рощи разом взлетела в небо стая кричащих птиц.
Вот это да…
