уже истаяли. – Ведите быстро! Рикар! Двери в пристройку!
– Всего готово, господин, – успокоил меня здоровяк. – Давай!
С грохотом обрушился дверной косяк вместе с дверьми. Проем резко увеличился в размерах, но стоявшие внутри люди не успокоились на этом и продолжили яростно орудовать топорами, расширяя проход.
Еще один рев… следом еще один… а теперь сразу несколько звериных рыков слились воедино. Из огромной норы вырвался столб белого морозного пара, а затем и нечто крайне большое, полностью прикрытое усыпанными снегом шкурами, несущееся прямо к пристройке.
– Посторони-и-ись! – пронзительно закричал один из воинов, подавая сигнал, но кричал он зря – не заметить приближение громадного воющего зверя было попросту невозможно. Не успел сгарх заскочить внутрь жилой пристройки, как следом промчался еще один зверь. Самка… и в пасти у нее болтался самый настоящий большущий кулек, сшитый из тех же звериных шкур и полностью набитый льдом и снегом, сыплющимся из всех щелей. Болтающийся в пасти кулек недовольно пищал и дрыгался.
– Хоро-о-ош! – донеслось из пристройки.
– По двое? – уточнил я у стоящего рядом великана Рикара.
– По двое, ежели малыша не считать, – подтвердил тот. – Как подъемник подымется – еще двоих пустим. Так всех и переведем!
– Быстрее, – чуть ли не истово попросил я. – Быстрее.
Здоровяк не ответил ничего, лишь мрачно прищурил глаза – старый опытный воин отлично осознавал, что долго нам подобный темп не выдержать, что нас попросту берут на измор, тыкают со всех сторон, словно насаженную на вертел куропатку – проверяя степень готовности. А потом снимут птицу с огня и сожрут… в том случае, если мы им это позволим. Сейчас, глядя на слаженные действия и ожесточенность защитников поселения, я собирался сопротивляться как никогда сильно.
– Выстоим ли? – вопрос озвучил я, снова обращаясь к Рикару. Спросил тихо, меня услышал только он.
– Пока стоим, господин, – пожал широченными плечами тот. – Пока стоим…
Ясно… вот и мнение Рикара озвучено – нам не выстоять, если все продолжится именно так. Уже потери в людях, уже мы, пока что неявно, но все же отступаем, прячем тылы и тихо стонем от боли и ярости. Правда, враг также несет потери и не только в рядах нежити – шурды и гоблины более чем живые, их за день не вырастишь, в бой не пошлешь.
Опять же – запасы жизненных сил. Учитывая мой скромный опыт, я все же могу предположить лишь один источник силы – из различных пойманных живых существ, будь то мыши полевки или люди. Тарис подвергает их ужасным мукам, впитывает исходящую из них силу. После чего наделяет полученной энергией других существ, превращая их в покорных воинов и направляя в атаку на нас.
Откуда он берет новые источники жизненной силы? Черпает из пойманных и притащенных животных, к примеру.
А кто ловит тех же кабанов, волков, медведей, оленей? Ответ прост и здесь – шурды и гоблины.
На них вообще держится вся текущая работа. Они таскают тяжести, готовят пищу, кормят пойманных существ – ведь не может же быть, чтобы буквально упавшая на нас громадная птичья стая была поймана сегодня. Нет! Измененные и «напоенные» чуждой силой птахи наверняка содержались в одном из тех громадных шатров в лагере противника. И всю эту птичью ораву требуется кормить – чем и занимались гоблины.
Темные гоблины же, в крайнем случае, пускаются на создание хилых костяных пауков, которые все же способны кое на что.
И получается, что ахиллесова пята Тариса – недостаток живых воинов, а не мертвых. Их слишком мало, а новых взять неоткуда.
На этой мысли я невольно улыбнулся – с нешуточной злорадностью. В моей голове начали одна за другой всплывать странные знания, говорящие мне о том, что мы уже приносим шурдам и старой затее Тариса нешуточный урон, а может быть, вскоре нанесем смертельный удар. Почему? Шурды!
Шурды слишком молодая раса, для них губительна всеобщая война – в которой, прежде всего, гибнут именно относительно здоровые и сильные особи, способные продолжить род своей уродливой расы. Несколько столетий дети шурдов рождались жестоко искалеченными, зачастую мертворожденными. Сейчас же мы одного за другим убивали сильных шурдов-воинов. В лагере оставались медлительные, искалеченные, полуслепые и гниющие заживо темные гоблины – от таких вряд ли родятся детишки, на которых можно возложить надежды на будущее шурдов…
Черт… какая нелепая ерунда лезет мне в голову, да еще и столь внезапно… но чувствовал я себя прекрасно – будто мелкий пакостник, совершивший очередную проказу и получающий от этого истинное удовольствие. Проклятье… я будто жалкий червь, на которого опускается безжалостный сапог и давит меня, но в последний миг я сладко думаю – а все же я испачкал тебе подошву… к
