Эсминцы прошли всего в паре кабельтовых от втянувшей перископ, словно осьминог щупальце в нору, и погрузившейся на пятьдесят метров подводной лодки. Вряд ли акустики врага проявляли сейчас запредельную бдительность, но все равно двигатели были остановлены, экипаж сидел тихонечко, а если необходимо было открыть рот, то все разговоры велись исключительно шепотом. Жизнь, казалось, замерла в ожидании.
То ли принятые меры оказались действенными, то ли акустики японцев недостаточно активно искали возможную угрозу, а скорее всего, то и другое вместе, но с эсминцев их не засекли. И потянулись томительные минуты ожидания, когда их единственными глазами и ушами (а также ртом, носом и тактильными ощущениями) оставался акустик К-21, замерший в своей конуре и весь превратившийся в слух. А потом отмашка – и подводная лодка начала всплывать, медленно и аккуратно.
Акустик не подвел. Эсминцы проскочили далеко вперед, крейсера японцев оказались чуть в стороне, и совсем рядом вдруг обнаружились тяжелые корабли японцев. Огромный линкор, судя по силуэту, «Конго» или его систершип, два авианосца… Нет, три авианосца. И что-то еще на заднем плане. Что? Да не все ли равно. Лунин криво усмехнулся и одними губами скомандовал:
– Атака!
Подводная лодка – не самолет, но кое-что общее у них все-таки есть. Та же долгая подготовка экипажей. Тот же мучительно долгий процесс занятия позиции – а потом секунды боя. Лунин, разворачивая субмарину носом к противнику, еще гадал несколько секунд, как поступить. Постараться ударить всеми торпедами по одному кораблю или бить так, чтобы поразить несколько. Японцы шли достаточно плотно, так что оба варианта были реализуемы. В первом случае при минимальной удаче топился любой из японских кораблей, хоть авианосец, хоть даже линкор, тем более, противоторпедная защита у них была так себе. Корабль пойдет на дно, но остальные продолжат свое движение. Во втором раскладе вряд ли удалось бы отправить на дно хоть кого-то. Одна или даже две торпеды линкору далеко не смертельны. Но в этом случае имелся серьезный шанс затормозить всю их эскадру, и тогда, можно было надеяться, остальные подводные лодки успеют к месту боя и смогут перехватить японцев. Секунду поколебавшись, Лунев выбрал именно этот вариант.
Товсь! Залп! Торпеды устремляются к цели. Это не те, что стоят обычно на вооружении советских кораблей. Те, копии итальянских, неплохи, но не более того. Для нынешней войны подоспело уже новое поколение. В СССР они, правда, еще не производятся, но ради такого случая немцы поделились. Эти снаряженные первосортной взрывчаткой стальные рыбины не мощнее и не быстрее предшественниц, но они идут к цели, не оставляя за собой следа из пузырьков, демаскирующих торпеды прежних поколений. Японцы не замечают их до самого последнего момента. Для них эта германская новинка – минус шанс уклониться, для подводной лодки – плюс шанс уйти.
Щелкают в рубке К-21 секундомеры, мерно отсчитывая время. Лодка принимает балласт и, разворачиваясь, стремительно проваливается на глубину. И все это медленно, будто киномеханик нарочно тормозит пленку, и нервы, крепкие, но отнюдь не железные, натянуты и звенят, подобно гитарным струнам. А потом глухой удар! Значит, хотя бы одна торпеда не прошла мимо цели.
Подводную лодку встряхивало еще дважды, три попадания из шести. Для торпед этого времени – совсем неплохой результат. И Лунин, как бы ни хотелось ему посмотреть на дело рук своих, рисковать не стал. То, что проходит, когда атакуешь одиночный транспорт, категорически противопоказано при встрече с целой эскадрой.
Под перископ он рискнул всплыть, лишь отойдя на две мили от места атаки. Увы, с такого расстояния толком разглядеть что-либо даже в отличную просветленную оптику оказалось нереально. Только клубы дыма, четко говорящие – японцы получили свою порцию смерти. Зато их эсминцы, как выяснилось, не дремали, и дистанция, на которую отошел Лунин, на проверку оказалась совершенно недостаточной.
Акустик успел крикнуть, Лунин – скомандовать, и подводная лодка камнем провалилась сквозь толщу воды. Над самой рубкой, чудом не задев ее винтами, пронесся японский эсминец и вывалил порцию глубинных бомб. Акустик, успев засечь момент сброса, рывком сдернул наушники, иначе оглох бы сразу и навсегда. Но и без того ему, обладающему абсолютным слухом бывшему пианисту, до армии игравшему в ресторанах, досталось. Уши музыканта куда чувствительнее, чем у большинства людей, по ним как будто молотом врезало. Впрочем, перепало и остальным.
Подводная лодка вздрогнула, будто живая. От сотрясения многие не устояли на ногах, замполита отшвырнуло и приложило о переборку, да так, что из рассеченного лба веером брызнули мелкие алые капли. Кто-то громко, во весь голос заорал, но тут же смолк – похоже, ему банально зажали рот. И правильно сделали – если не погибли сразу, значит, еще поборемся, а потому режим тишины! К-21 завершала разворот и погружалась все глубже и глубже, в ту засасывающую глубину, откуда нет возврата, но на границе которой больше шансов уцелеть.
Спасло их то, что первый из эсминцев чуть-чуть запоздал со сбросом бомб, а на втором их выставили на слишком большое
