рванулись вперед, а справа и слева от них пошли в атаку соседние дивизии. Первое большое наступление Советской армии в этой войне началось.
Как выяснилось уже намного позже, сама идея такого наступления была ошибочной. В японской армии тоже служили не дураки, которые прекрасно поняли, что раз уж собственная попытка наступать захлебнулась, то рано или поздно пойдет обратная волна, остановить которую будет чрезвычайно сложно. Особенно когда местность в основном равнинная, удобная для использования танков. А значит, у советских войск, в которые новая техника поступала непрерывным потоком, будет серьезное преимущество, тогда как японцам восполнить потери было попросту нечем. Слишком велики оказались потери именно в технике, и, хотя часть подбитых машин удалось восстановить, это все равно выглядело каплей в море. Обычно после того, как в танк попадал стодвадцатидвухмиллиметровый снаряд, восстанавливать было уже нечего. Так что танковые сражения сейчас стали для японской армии строго противопоказаны.
Можно было, конечно, упереться рогом и стоять насмерть, это вполне соответствовало кодексу бусидо. Вот только на этот раз в японском штабе возобладали иные настроения. Чем может кончиться слепое преклонение героическим наставлениям давным-давно сгинувших предков, стало ясно уже во время провала наступления, когда потери никак не перекрывались достигнутыми успехами. И потому действия японского командования приобрели на удивление осмысленный характер.
Вместо того чтобы устраивать сражение, японцы… отступили. Впереди остались только сформированные из китайцев колониальные части, многочисленные, но малостойкие, а потому в бою особой ценностью не обладающие. А чтобы подбодрить их и внушить необходимость стоять до конца, позади разместились мобильные японские заградотряды, до предела насыщенные пулеметами. Перспектива угодить под их огонь в случае попытки несанкционированного отступления здорово поднимала боевой дух кому угодно, и китайцы исключением не являлись.
Основные же войска отвели назад, за спешно выстроенную линию обороны. Здесь японские военные инженеры совершили небольшое, но крайне необходимое сейчас чудо. Верно оценив ситуацию, японцы пришли к выводу, что наступление у советских войск сможет развиваться на сравнительно узком участке фронта – в иных местах рельеф местности не давал Черняховскому и спешно прибывшему на этот участок фронта Рокоссовскому в полной мере использовать свое главное преимущество – танки. И выход из этого участка, узкое «бутылочное горлышко», через которое советским танкистам предстояло выйти на оперативный простор, они заткнули мощными укреплениями. Их наступление еще продолжалось, а они уже строили – понимали, чем дело кончится. Когда же линия фронта стабилизировалась, работы были продолжены с утроенной энергией. Согнали живую силу, благо китайцев под рукой, как всегда, хватало, и выстроили полноценный укрепрайон, с тяжелой артиллерией и мощными дотами. В эти доты наступающие советские части, достаточно легко разметав китайских вояк, и врезались. Уперлись лбом и забуксовали.
Как это ни удивительно, кое-что советская армия толком делать не умела. Она была неплохо подготовлена, отлично мотивирована и прекрасно оснащена. Опыт боевых действий, и наступательных, и оборонительных, тоже имелся серьезный. Вот только прогрызать глубоко эшелонированную, современную линию обороны советским солдатам практически не приходилось. В Американскую кампанию таких и не встречалось, там война имела в основном маневренный характер. Правда, не прошло и десяти лет с тех пор, как они взламывали линию Маннергейма, но там имелась своя специфика. Главное же, здесь и сейчас никто не рассчитывал наткнуться на такое, и прислать специалистов попросту не сочли нужным. Результат вышел соответствующий.
Таких потерь, как в день первого штурма Полосы Накамуры, советские танковые части не несли даже в самые жаркие дни встречных боев с японскими механизированными частями. Пространство перед дотами было натурально заставлено разбитой и сгоревшей техникой. Танки подрывались на густо и бессистемно выставленных минах, их расстреливали в упор из дотов, добавляла свою лепту и тяжелая артиллерия японцев, вполне профессионально работающая с закрытых позиций. Группировка, с таким трудом переброшенная через всю страну и насыщенная техникой, на глазах теряла боеспособность.
Разумеется, атакующие не остались в долгу. Там, где доты, хорошо, кстати, замаскированные, удавалось обнаружить, их расстреливали артиллерией. Прорвавшиеся сквозь минные поля танки в упор разбивали их из своих орудий и заливали жидким пламенем из огнеметов. Пехота забрасывала их гранатами, а врываясь в траншеи, устраивала там жуткую резню. Русская школа штыкового боя некогда заслуженно считалась лучшей в мире, и советские солдаты продемонстрировали, что не растеряли наследия предков. Однако все это, и мастерство танкистов, и храбрость пехоты, оказалось напрасным. С огромными потерями удалось прорвать только первую линию укреплений, для штурма второй сил уже не было.
Однако на этом сюрпризы японцев не закончились. Как оказалось, они смогли, держа все в строжайшем секрете, перебросить около двухсот танков, соскребя их, наверное, где только можно. Двести «Шерманов» вроде бы и не слишком много, но дорога ложка к обеду. И когда советские войска завязли в вязкой, будто из пластилина, обороне японцев, им во фланг был нанесен мощный удар, отрезавший штурмующие части от тыловых подразделений.
