Заратустра. Танцующий Бог

святым, то этот паук здесь, по-видимому, самый величайший святой. Ачарья Тулси упрям и глуп; иначе он сошел бы вниз. Даже сейчас не поздно, он может сойти. Вы оба — из одной команды.

Если бы вы тоже сидели на подиуме, вы никогда не задали бы такого вопроса. Я прекрасно знаю, что вы сидите на возвышении, в то время как много людей сидит на земле. Вы никогда не спрашивали: «Почему я сижу на подиуме?» Вопрос не в том, что Ачарья Тулси сидит на подиуме, вопрос на самом деле вот в чем: почему вы тоже не сидите на подиуме? И ни у него нет смелости, чтобы спуститься вниз, ни у вас — чтобы подняться.

Я сказал:

— Ну что ж, мы можем начать беседу, оставив в стороне этих двоих. Если они не хотят принимать участие, дверь открыта.

С тех пор он зол на меня. Когда он был премьер-министром, он около трех раз в неделю звонил главному министру Махараштры, рано утром, в шесть часов, и говорил: «Сделайте что-нибудь — надо прекратить деятельность Бхагвана; надо как-то уничтожить его ашрам. Создайте легальные проблемы — сделайте все, что в ваших силах».

Об этом мне сообщил сам главный министр: «Что я могу поделать? Три-четыре раза в неделю, в шесть утра, я слышу телефон. Я знаю, что это — о вас и вашем ашраме. Интересно, спит он или всю ночь ходит и думает о вас и вашем ашраме... Кажется, если бы ваш ашрам был бы уничтожен, в Индии не было бы никаких проблем; вы - единственная проблема».

Он создавал проблемы, какие только мог. Он больше не премьер-министр, но бюрократия продолжает все, что он начал — во множестве судов, многообразными способами.

Заратустра в этом отношении очень необычен. Он обращается: «Заклинаю вас, братья мои...» Именно это он говорил старому святому, спускаясь в мир: «Я иду к людям, я люблю людей. Я снова хочу стать человеком. Я не хочу навсегда оставаться монахом. Было хорошо побыть одному. Это был великий опыт — побыть десять лет в тишине, но теперь моя чаша переполнена, и я хочу поделиться — я спускаюсь, чтобы снова быть человеком».

Заклинаю вас, братья мои, оставайтесь верны земле. Какие многозначительные слова. Запомните их, потому что все религии учат прямо противоположному: предайте землю, отрекитесь от земли, отрекитесь от мира. Быть в миру — значит быть грешником; отвергая его, становишься святым.

Заратустра говорит: Оставайтесь верны земле и не верьте тем, кто говорит вам о неземных надеждах! — о небесах, о рае и о всевозможных наслаждениях, которые станут доступны, если вы отрекаетесь от земли. Единственное условие — это отречься от земли с ее наслаждениями; и там, далеко в небе, вас ждут ангелы с распростертыми объятиями.

Все религии уготовали для святых в раю разнообразнейшие удовольствия. Те же самые наслаждения, что осуждаются здесь, сделаны доступными в райских обителях. Невозможно вообразить, насколько это алогично, ненормально.

Мусульманство запрещает алкоголь — и обещает, что те, кто отказываются от алкоголя, будут иметь в раю реки вина. Это не бутылки: вы можете плавать в нем, вы можете тонуть в нем, вы можете пить. Нет никаких запретов; не нужны никакие разрешения; вы не должны платить никаких денег.

Доступны прекрасные женщины, они вечно юны. Они так долго были молодыми, что это пугает: их юность так стара; она не может быть свежей, она будет вонять. На миллионы лет они застряли в шестнадцатилетнем возрасте, они не взрослеют.

Здесь женщина осуждается всеми религиями как источник греха, как источник рабства. А в мире ином та же самая женщина разрешена, — и то же самое истинно в отношении всех удовольствий. Заратустра абсолютно прав. Не верьте тем, кто говорит вам о неземных надеждах; они отравители, знают они об этом или нет.

Я счастлив всем сердцем от одной только мысли, что двадцать пять веков назад человек смог сказать, что они отравители — все священники, все так называемые религиозные люди. Они только отравили человечество. Они уничтожили человеческие радости, его смех, его танец - они всех искалечили.

Прежде величайшим преступлением была хула на Бога, но Бог умер, и эти преступления умерли вместе с ним. Теперь же самое ужасное преступление — хулить землю и чтить непостижимое выше смысла земли! Есть лишь одна хула, по мнению Заратустры, и это — хула на землю и земные радости, земные удовольствия.

Он — один из самых реалистичных, прагматичных и практичных философов, которого когда-либо знал мир. Он любит землю, он любит все земное. Он сделал землю священной, и он единственный — единственный в своем роде.

Я полностью согласен с Заратустрой, потому что я тоже знаю — пока вы не способны наслаждаться этим моментом - здесь и сейчас - вы не сможете, никогда, наслаждаться чем бы то ни было и где бы то ни было; ибо другой момент родится из этого момента. Другой мир — если есть какой-нибудь другой мир — будет расширением этого мира, продолжением. Если здесь что-то хорошо, это будет хорошо и там; а если здесь что-то плохо, это будет плохо везде, во всей вселенной. Это простой, логический, рациональный подход к жизни.

Берегитесь отравителей. Проблема в том, что они — ваши лидеры: в политике, религии, в обществе, образовании; везде отравители — ваши лидеры. Берегитесь их. Берегитесь своих вождей. Они слепы, и они ведут других слепцов. Они привели весь мир к этому опасному положению; они почти довели весь мир к точке глобального самоубийства. Это целиком заслуга ваших религиозных, политических и философских лидеров.

Еще не поздно. Если от чего-то нужно отречься, отрекитесь от отравителей.

Все, кто против земли — против вас, ибо вы — сыны и дочери земли. Земля — ваша мать точно так же, как для деревьев и птиц; и все, что живет на этой земле — ваша семья.

Сделать весь мир большой семьей, океаном любви - единственная религия, которую я могу представить. Все остальное, о чем говорят, как о религии — лицемерие.

... Так говорил Заратустра.

ПРОЛОГ ЧАСТЬ 4

28 марта 1987 года.

Возлюбленный Ошо,

Пролог часть 4

В чем, то высокое, что можете вы пережить? Это — час великого презрения: час, когда счастье ваше становится для вас таким же отвратительным, как разум ваш и добродетель.

Час, когда вы говорите: «Что есть счастье мое? Оно — бедность, и грязь, и жалкое самодовольство. Но оно должно быть таким, чтобы служить оправданием и самому бытию!»

Час, когда вы говорите: «В чем мой разум? Добивается ли он знания, как лев пищи своей? Мой разум — бедность, и грязь, и жалкое самодовольство!»

Час, когда вы говорите: «В чем добродетель моя? Она еще не заставила меня безумствовать. Как устал я от добра и зла своего! Все это — бедность, и грязь, и жалкое самодовольство!»...

Час, когда вы говорите: «В чем сострадание мое? Разве оно не крест, к которому пригвождают того, кто любит людей? Но мое сострадание — не распятие!»

Говорили вы так? Кричали так? О, если бы я уже слышал все это от вас!

Не грехи ваши — то самодовольство ваше вопиет к небу, ничтожество грехов ваших вопиет к небу!

Где же та молния, что лизнет вас языком своим? Где, то безумие, которое должно внушить вам?