Не знаю, сколько во всем этом безумии было от страсти. Это скорее напоминало ненависть, желание завладеть, невозможность насытиться.
Когда его вторая, свободная рука вернулась к ранее прерванному занятию и резко дернула пояс юбки, стало действительно больно. Это возвратило моё сознание из транса.
Я зашипела, задергалась в его руках, но он проигнорировал мой протест. Спустя пару мгновений боль приутихла, я юбка стала сползать куда?то вбок, давая простор его пальцам.
Видимо, ему стало мало одной руки для исследования, и меня наконец?то выпустили.
Если бы его губы прекратили меня целовать, я бы, наверное, закричала, привлекая внимание, но такой возможности у меня не было, и я лишь терпела, пытаясь вникнуть в безумный ритм, что задавали его губы и руки, поглаживающие бедра.
Для меня это стало пыткой. Время, казалось, растянулось на часы вместо нескольких минут. Возбуждение как рукой сняло. В голове возникла совершенно определенная мысль — он меня не любит, это вообще не имеет ничего общего с любовью. Нет никакой нежности, заботы или даже желания получить их в ответ, только — насытиться самому.
Наверное, он наконец почувствовал, что что?то не так. Прервался. Посмотрел на меня своими невозможными горящими глазами.
Я не плакала. И, вопреки мелькавшему ранее желанию, не закричала. Просто лежала и тупо смотрела на него, надеясь, что это скоро закончится.
— Алесан, — зовет он.
Я смотрю на него более осмысленным взглядом, но не могу ни улыбнуться, ни нахмуриться. Даже страх куда?то пропал, принося лишь опустошение.
Он молчит. А потом наклоняется и целует вновь, на этот раз бережно, ласково, но как будто через силу, заставляя себя медлить нарочно. Губы просят ответа, но у меня не выходит, словно я разучилась целовать.
— Прости, девочка, — шепчет он куда?то в районе мочки уха.
Дыхание опаляет кожу, в этом месте она особенно чувствительна.
— Прости, — продолжает он, покрывая поцелуями моё плечо. — Прости. Я думал, что сдержусь, но не выходит.
Губы опускаются ниже, бережно дотрагиваясь до мест предыдущих полупоцелуев — полуукусов.
В районе живота он останавливается, понимает, что сейчас уже не следует двигаться дальше. Огненное дыхание прокладывает обратную дорожку до самых ключиц.
— Никак не получается остановиться. Я слишком долго тебя искал…
Слова воспринимались как белый шум на задворках сознания, но какая?то часть мозга всё ещё работала, и раз за разом, как эхо, принялась повторять "слишком долго тебя искал".
Я вздрогнула, немного запоздало. Страх — самая первая эмоция в отношении магистра — вновь вернулся. Если бы я была охвачена страстью, если бы возбуждение по — прежнему туманило мой разум, если бы он был человеком моего мира, его слова показались бы мне самыми подходящими для момента. Это у нас ищут любовь и посвящают этим поискам песни, но здесь… имеет ли вообще это выражение здесь такой же смысл, как и в моём мире?
Губы разлепляются с трудом. Они иссушены, требуют влаги, но сейчас есть кое?что поважнее:
— Ты меня… искал?
Он странно, хрипло смеется в мои волосы. Потом берёт моё лицо в свои руки, но медлит, не говорит ничего, вглядывается во что?то, видимое лишь ему.
— Искал… очень долго искал. Слишком долго, чтобы сохранить разум.
Я еле сдерживаю шок. Мотаю головой, вырываясь из его рук.
Его уже отпустило, и он больше не сжимает меня до боли, убирает руки, а потом и сам отодвигается в сторону.
— Я не понимаю, — говорю я чистую правду.
Поворачиваю голову в его сторону, всё ещё пребывая в некотором отупении. То, я лежу практически полностью голая, меня не беспокоит, лишь отмечается как факт.
Он ложится на бок, облокачивается на руку, нависает надо мной, но не дотрагивается. Лишь смотрит задумчиво, пребывая мыслями в другом месте.
— Знаешь… со мной однажды произошел очень странный случай. Ты ведь в курсе, что демоны проходят испытания?
Я киваю.
— На одной из ступеней, одной из самых ранних, когда тренируется сила и выносливость, мне решили усложнить условия. У
