– Сделайте запрос о принадлежности судна, – приказал Терентьев.
Через минуты приходит «квитанция». Доложили:
– Это аргентинский транспорт, который нам продукты доставлял. Говорят, «ротация специалистов, ещё продукты и оплата».
– Странно, – пробурчал Скопин, – а были ещё какие-то договорённости?
– Нет.
– Надо бы поспрашать наших аргентинских квартирантов.
Тут докладывают сигнальщики:
– «Пьедро», на корме эсминца ратьер: «Опасность».
– Что?
– И продублировали!
– Опасность? – недоумевает Терентьев, поворачивается к офицеру связи. – Запросите…
– Нет, – почти прокричал старпом, – он специально ратьером, чтобы не в эфире!
«Опасность, опасность! Словно командир эсминца хотел незаметно предупредить о чём-то», – в голове у Скопина крутились варианты от самого радикального с ядерными «Поларисами» до прячущейся под днищем приближающегося транспорта подлодки.
Терентьев тоже, видимо, напрягается, требуя более пристрастного освещения воздушной обстановки и показаний гидроакустиков. Также срочно послал вестового за аргентинскими представителями.
– А может, опасность в самом транспорте! – вдруг догадывается старпом.
С мостика доложили, что аргентинское судно вышло из полосы тумана и просматривается в визир.
– А ну пойдем, поглядим на эту «опасность», заодно доведёшь свои соображения без лишних ушей, – Терентьев повлёк старпома на мостик, увидев, что на ГКП явился капитан де навио с переводчиком.
– Понимаешь, мы же бесхозные, – с ходу начал Скопин, – точнее под аргентинским флагом, а Кремль от нас отказывается, сам же слышал по новостным…
– И что, думаешь, подойдут вплотную и жахнут по нам торпедами? Какой им резон… стоп, – до Терентьева вдруг дошло. – Транспорт подойдёт борт к борту! Ты хочешь сказать, что они решатся на захват корабля?
– Да! – Старпом аж задыхался то ли от возбуждения, то ли от спешки на трапах. – Говорю же – мы ничейные! Уничтожив один из авианосцев бриттов, мы практически выиграли Буэнос-Айресу войну, если, конечно, англы не подсуетятся со срочной покупкой новой техники. Я, кстати, изначально подумывал о попытке нас прихватизировать ушлыми мучачос, но это если бы мы сдуру запёрлись к ним порт. А тут… смело, рисково, и кто-то у них явно соблазнился нашей беспечностью при прошлой разгрузке.
Они уже вышли на крыло мостика, Терентьев, вполуха слушая доклад старшего, приник к визиру:
– Ну, давай поглядим, тот ли это транспорт, что в прошлый раз.
– Может, вообще отказаться от разгрузки? Надо наших прикомандированных аргентинцев попытать, – Скопин шарил по горизонту в бинокль.
– Попытать?
– Ну, порасспрашивать, в смысле. И если подтвердится – душу вынуть.
– Да они вряд ли что-то знают. В такое рядовых исполнителей не посвящают.
Скопин тщетно пытался что-либо рассмотреть в бинокль:
– Нифига не поймёшь – идёт-то носом. Придётся подпускать ближе. Может, всё-таки откажемся от этого побортного карго. Зачем нам рисковать? Надо им – пусть вертолётами перекидывают.
– А если это лишь наши домыслы? Если честно, не очень мне верится во всякие «захваты». Но меры, конечно, примем, – решил Терентьев.
На ГКП аргентинский военный пытался через выносной терминал секретной связи переговорить со своим штабом. На том конце дисциплинированный оператор лишь подтвердил приём запроса. Командование молчало. Аргентинец затараторил по коротковолновке с капитаном транспорта, но там были лаконичны.
– Судно частное, реквизированное флотом на военные нужды, – легкомысленно пожал плечами капитан де навио, – секретной аппаратуры не имеет. Сказали, что с грузом на борту представитель хунты. Все вопросы при личной встрече.
Аргентинцев вежливо «попросили» с мостика, и Терентьев приказал чужаков на ГКП пока не пускать и ограничить в средствах связи, то есть, если хотят выйти на свой штаб – пусть пробуют, но на передачу сигнал обрезать. До прояснения обстановки.
