проиграть одному человеку — вы должны хорошенько понять это.
Мои адвокаты были одними из лучших в Америке. Со слезами на глазах они пришли ко мне в тюрьму и сказали:
— Мы здесь для того, чтобы защищать вас — чтобы не было сделано ничего незаконного — но мы, по-видимому, беспомощны. Они хотят, чтобы вы убрались немедленно, без всякого суда, потому что им прекрасно известно, что на суде они не смогут ничего доказать.
С другой стороны, они не хотят проигрывать; так что для них единственным решением будет не позволить вам выйти под залог и убить вас в тюрьме. А в случае вашей смерти дело закроют — без всяких решений о том, кто победил.
Тем не менее, я настаивал на том, чтобы возбудить дело даже с риском для жизни, но они сказали:
— Это абсолютно бесполезно; это все равно, что биться головой о стену. Подумайте о своих людях во всем мире. Есть люди, которые уже двенадцать дней не ели — с тех пор, как вы в тюрьме. Мы слезно вас умоляем: просто согласитесь. Ваш самолет стоит с заведенным мотором. Мы хотим, чтобы вы уехали из Америки немедленно, в тот же миг, когда вас освободят; у нас есть подозрение, что ваша жизнь в опасности.
Полностью осознав положение, я согласился. Я даже не знаю, какие преступления я подтвердил. Я сказал адвокатам:
— Признавайте любые преступления. Я не совершал никаких, так что это неважно. Что бы вы ни выбрали, это фикция.
В тот момент, когда меня выпустили, я пошел в тюрьму забрать свою одежду; а они подложили под стул бомбу. Это было сделано на тот случай, если бы я настаивал на суде - тогда они тут же прикончили бы меня. Между прочим, ни один посторонний не мог поместить там бомбу, кроме самого правительства, и иначе, как по приказу из Белого Дома.
Как только я вышел из тюрьмы, они снова прислали мне повестку по другому делу, чтобы я не мог немедленно покинуть Америку. Но я у них на глазах выбросил эти повестки и через пятнадцать минут уехал из Америки. Они лишили меня права въезда в Америку на пять лет, а в реальности — на пятнадцать лет, хитрым способом. В течение пяти лет я не мог приехать в Америку, ни под каким предлогом, но по истечении пяти лет мне разрешали. Но если правительство обнаружит, что я совершил какое-либо преступление, меня могли посадить в тюрьму на десять лет без всякого суда.
Если они тогда нашли два преступления, они снова нашли бы какое-нибудь преступление, возвратись я в Америку через пять пет. И на этот раз никакого суда не будет; они ясно дали мне это понять. Судья спросил меня:
— Понимаете ли вы, что если вы прибудете в Америку через пять лет, и правительство узнает, что вы совершили какое-то преступление, то суда не будет? Вас просто отправят за решетку на десять лет.
Так что фактически это означало, что они на пятнадцать лет запретили мне въезд в Америку. Но на этом они не успокоились. Они потребовали от всех правительств, находящихся под американским влиянием, принять резолюцию, что я не имею права въезда в их страны. И они оказывали давление на индийское правительство, чтобы меня заставили молчать, чтобы никаким зарубежным средствам массовой информации не позволяли приближаться ко мне, чтобы моим иностранным саньясинам не разрешали въезжать в Индию. Многих саньясинов выслали из бомбейского аэропорта обратно в их страны.
Это абсолютно незаконно, неконституционно. Но бедные страны должны Америке деньги, и Америка все время шантажирует их, говоря: 'Если вы не послушаетесь, вы не получите в будущем нашей помощи в несколько миллиардов долларов. Либо мы будем настаивать, чтобы та финансовая помощь, которую мы оказывали вам в прошлом и которая достигает миллиардов долларов, была возвращена немедленно'.
Таков мир, в котором мы живем. Наши так называемые религиозные вожди, так называемые политические лидеры в реальности преступники и должны сидеть за решеткой. Но им принадлежит вся власть.
Но у истины тоже есть своя власть.
Можно распять человека, но нельзя распять его истину.
Вы можете организовать убийство человека, но не можете убить его истину. И после целого года поездок по всему миру мне стало абсолютно ясно, что даже один-единственный человек, если он искренен и правдив, может бороться против всего мира. У них может быть громадная власть, но они трусы. У них может быть ядерное оружие, но у них нет души. Внутри они совершенно полые — в них нет собранности, индивидуальности, реализации.
Но эти люди господствуют над миром, потому что вы позволяете им господствовать над вами. Вы позволяете прошлому влиять на вас. Вы позволяете мертвому управлять вами.
Я бы хотел, чтобы, по крайней мере, мои люди восстали против всего прогнившего и дряхлого. Живите ради нового и двигайтесь с жизнью — не из-под палки, но танцуя и радуясь. Это наша земля. Она принадлежит не политикам и не религиозным лидерам; она не принадлежит никакой церкви и никакой нации.
Она принадлежит тем, кто любит жизнь, кто поет песни жизни, кто готов танцевать и праздновать жизнь. Жизнь принадлежит тем, кто может сделать ее праздником.
Или же это было проповедью смерти — провозглашать священным то, что противоречит и противоборствует всему живому?
О, братья мои, разбейте, разбейте старые скрижали! Ибо все эти проповедники в ваших так называемых священных книгах не приветствуют жизнь; они — проповедники смерти. И они называются священными! Тогда что назвать несвященным? Все они противоречат и противостоят жизни.
Это следует запомнить, как простой критерий: все, что противостоит жизни, не священно; то, что воспевает жизнь, что наполняет жизнь любовью, что делает жизнь красивее, радостнее, все, что утверждает жизнь и ее достоинство — все это священно.
Прожить жизнь во всей ее полноте — священно.
...Так говорил Заратустра.
О СТАРЫХ И НОВЫХ СКРИЖАЛЯХ часть 3
17 апреля 1987 года
Возлюбленный Ошо,
О СТАРЫХ И НОВЫХ СКРИЖАЛЯХ Часть 3
Мне жаль всего минувшего, ибо вижу я, что оно предано, — предано духу, милости и безумию каждого нового поколения, которое приходит и все, что было, перетолковывает так, чтобы стало оно мостом ему!..
Но вот другая опасность: ...память черни не идет дальше деда, а с дедом и время прекращается.
Так предается забвению все прошлое: ибо может статься, что толпа некогда будет господствовать, и время потонет в мелкой воде.
Поэтому, братья мои, нужна новая аристократия, враждебная толпе и всякой тирании, аристократия, которая снова напишет слово 'благородный' на новых скрижалях.
Много нужно благородных и многосторонним должно быть благородство их, чтобы могли они составить аристократию! Или, как сказал я однажды: 'В том и божественность, что есть боги, но нет никакого Бога!'
О, братья мои, я показываю вам новую аристократию и посвящаю вас в нее: вы должны стать