недостойного человека. Или животного. У вас удивительная интуиция, Вероника. Это дар. Дар, столь необходимый первой даме империи.
— А что делать с приютами?
— Не все так просто, к сожалению. Если вы возьметесь опекать детей из приютов, продавливая именно для них возможность образования и карьеры в границах империи, то у нас будет массовый приток детей в эти самые приюты, — скептически заметил его величество. — Подумайте сами: зачем тогда небогатым семьям тянуться? Зачем матерям, у которых погибли или умерли мужья, работать на нескольких работах, чтобы дать образование детям, если есть добрая вы? А еще — щедрый я. И получается, что ребенок какой-нибудь проститутки, которого она подкинула, как котенка, будет лучше пристроен, чем, скажем, сын или дочь крестьянина.
— И что делать?
— По крайней мере, не судить о том, как мы решаем проблему с сиротами, посетив только один приют, не поговорив толком ни с детьми, ни со взрослыми, которые там по много лет работают, — достаточно резко ответил император.
Я задумалась. В чем-то он был прав. В чем-то не замечал проблемы, потому что привык думать, что все в порядке.
— Вы обиделись? — обеспокоенно спросил у меня Фредерик.
— С чего вдруг? — удивленно посмотрела я на него. — У меня просто есть мысль, и я ее думаю.
— И что надумали?
— Что я не видела полной картины. А для того, чтобы что-то предпринимать, надо понять, что происходит.
— Вот именно, — улыбнулся Фредерик.
— Только я вспомнила сейчас старый-старый фильм про учительницу. Она попала в деревенскую школу и познакомилась с мальчиком-сиротой потрясающего ума и таланта. Она возилась с ним как со своим собственным и в один момент пыталась пристроить в хорошую школу, чтобы дать ему возможность стать кем-то.
— И что из этого вышло?
— А ничего. Никому этот ребенок оказался не нужен. Там еще один из попечителей рисовал, пока мальчик блестяще отвечал.
— И что он рисовал?
— Этого мальчика в виде пастушка, выпасающего коров.
— В смысле — знай свое место?
— Именно так.
Император рассмеялся. Весело так. Тут уж я нахмурилась — я, конечно, особа самокритичная. Наверное. Но когда над тобой потешаются, да еще так жизнерадостно и задорно, начинаешь ощущать себя как-то странно.
— Не злитесь, — попросил его величество сквозь смех.
— Буду.
— Пожалуйста…
— Я не понимаю, чем вас так рассмешила?
— Просто я радуюсь, когда вас вижу. Вы — как глоток свежего воздуха.
— Так что писать в официальной биографии Брэндона? — Про луч солнца в темном царстве, тьфу… про глоток воздуха в империи мне ни говорить, ни слушать как-то не хотелось.
— Завтра вам секретарь доставит необходимую информацию. И когда сверстаете первый номер журнала — сначала мне на стол.
— Слушаюсь, ваше величество, — поклонилась я.
— Вероника! — поморщился император.
— Фредерик!
— А теперь вы позволите вас проводить обратно? Меня, к сожалению, ждут дела.
Мы в молчании дошли до аудитории, где были мои сотрудники и мама. Фредерик открыл передо мной дверь, улыбнулся, хлопок портала — и он исчез.
— Давайте продолжим, — проговорила я, стремительно врываясь в аудиторию. Дел было много: начать печатать новости из провинций, потом…
Но не успела я сделать шаг, как поняла, что меня затягивает в марево кем-то выстроенного портала. Я рванулась изо всех сил прочь, зачерпнула силы в перстне… Но не успела.
