— Перстень рода Рэ? — пробормотал маг.
— Совершенно верно. И мне иногда кажется, что он — живой.
— Чкори — удивительные создания, — кивнул он. — А Милена Рэ была одной из самых сильных магинь нашего мира. И я не удивлюсь, если окажется, что этот перстень… не то чтобы живой… Но что-то в этой идее есть.
— А Ричард и император смеются, когда я им это говорю.
— Они — имперцы. Несокрушимые и несгибаемые, — насмешливо проговорил придворный маг.
— А вы?
— Я? Наверное, уже нет. Жил слишком долго в разных местах. Видел слишком много всего…
— А белый, почти прозрачный огонь?
— Белый огонь? — Синие глаза превратились в две узкие щелки и просканировали насквозь. Холод пробежал по позвоночнику, стало страшно…
— Простите… Но мне необходимо было увидеть картину вашими глазами. Скажите: кроме вас и ваших дам в редакции был кто-то еще?
— Нет.
— Это точно?
— Во всяком случае, больше никого не было видно. Если и был — он был невидим и свое присутствие ничем не обнаружил. А огонь, он…
— Не утруждайте себя. Я видел этот огонь вашими глазами только что. — Швангау был взволнован и озадачен. Он что-то понял, о чем-то догадался. Узнать бы, о чем.
— Скажите, а…
— Простите меня. Я вынужден удалиться. Дело срочное и отлагательств не терпит. Огромное спасибо, что уделили мне время. Обязательно выпью с вами кофе еще раз.
Швангау поклонился и исчез.
Хитрый синеглазый Ларсон именно исчез! Но… как?! Вместо него с блокнотом в руках передо мной стояла Джулиана. Я не сразу поняла, что она мне говорит, и тут вспомнила о конференции!
Допила последний глоток, кивнула Джулиане. И мы отправились… на подвиг. На людей посмотреть, себя показать. Кофе, кстати, был волшебный, и без вмешательства придворного мага тут точно не обошлось — умру, но узнаю, как он это сделал!
Огромный зал был полон. Мне показалось или мы с Джулианой были единственными женщинами?
Мужчины посматривали на нас с интересом, но никто представляться не подходил, и я в очередной раз обрадовалась имперским правилам хорошего тона — если мужчина не представлен женщине общими знакомыми, то заговаривать с такой женщиной права у мужчины нет.
Поэтому мы беззастенчиво пользовались этим и прогуливались, слушая все то, о чем судачили журналисты.
— Да всем абсолютно все равно, — говорил кто-то, явно горячась. — Весна. Любовь. Что им, аристократам, какие-то убийства.
— Не скажите, коллега. Убитые похожи на любовницу императора — вы думаете, Фредерик подобное спустит?
А этот рассуждал важно, явно со знанием дела.
— Я вас умоляю… Синее платье — светлые волосы, — рассмеялся еще один. — Какое-то неконкретное послание. Вы не находите?
Хорошо хоть, я сегодня надела что-то светленькое, неопределенной расцветки — решила принарядиться так, как положено в этом мире. Мы с Джулианой нашли два незанятых стула, стоящих рядом. Уселись. И приготовились слушать, чем же нас порадуют сегодня.
Какая-то группка по интересам рядом с нами обсуждала другой вопрос.
— Так зачем нас собрали?
— Грозиться будут, скорее всего.
— Все-таки редакцию жечь — это произвол!
— И не говорите. Фредерик раньше очень спокойно относился ко всему, что печатали в газетах.
— Конечно, спокойно. Он же их не читает.
— А тогда кто статью о том, что поутру казнили верховного главнокомандующего, подсунул?
— Да любовница его, иномирянка.
