вампирами, закутавшись в легкую шаль из облаков.
Андрей Иосифович начал ритуал, по памяти произнося слова:
– …кровь из двух сосудов перельется в один общий, и та, что прольется, станет испытанием, и та, что упадет в другой сосуд, – станет дитем, и та, что окажется внутри нужного сосуда, станет единой кровью, единой жизнью, единой вечностью…
Слушая дядю, Алекса покосилась на Кирилла, который сейчас стоял рядом с ней, касаясь своим плечом ее предплечья. Вид у него был сосредоточенный, плечи – расправлены, голова чуть наклонена, как у человека, готового идти вперед и пробивать лбом любые препятствия, губы – упрямо сжаты, а в глазах – не сощуренных от подозрительности или опаски, не широко распахнутых от страха – читалась уверенность.
Самой девушке было страшно. И даже не от того, что их рискованное мероприятие не увенчается успехом, а от того, что вдруг исполнилось ее тайное желание – быть вместе с этим человеком, вернее, магом, но они куда ближе к людям, чем вампиры.
– Руки, – одним словом велел дядя. Алекса поспешно подала руку – ладонью кверху, и он тотчас полоснул по тонкому запястью ножом, а кто-то из вампиров подставил особую чашу для того, чтобы собрать кажущуюся черной в ночи кровь. После он полоснул и по руке Охотника – уже по ладони, неглубоко. Ни Алекса, ни остальные вампиры, присутствующие тут, не бросились на Кирилла, одержимые жаждой крови, – их клан был одним из самых устойчивых к запаху и виду крови, да и благодаря причудам генетики крови им почти и не требовалось.
Кровь магов в ничтожных дозах действовала на вампиров как наркотик, чуть большая доза приводила к летальному исходу. Поэтому Кирилл отдал лишь каплю своей в общую чашу.
Алекса почувствовала легкое головокружение – она знала, что должна сделать глоток. И после того как она поднесла чашу к губам, ее слегка затрясло – она не просто попробовала на вкус кровь, бежавшую по венам любимого человека, а как будто бы на секунду заглянула в его душу, напоминавшую ей полуночный лес, по которому путешествовал охотник-одиночка. Ноги ее подкосились от неожиданно нахлынувших чувств, эмоций и впечатлений, принадлежащих Кириллу, и тому пришлось поддержать ее. Сам маг кровь на вкус не пробовал, но окунул в нее пальцы. Возможно, и он что-то почувствовал – дернул плечами, но Алекса не поняла, то ли от омерзения, то ли от того же, что испытала она сама. Хотя он же Охотник, кровь не вызовет у него омерзения. Охотники – они привычные.
– И будут они одним сосудом, – прошелестел голос Старшего вампира. – И пока кровь есть в одном, то и в другом пусть будет.
Ветер усилился, и пламя свечей взметнулось вверх, став тонким и высоким.
Теперь настала очередь мага, который представлял в этом ритуале сторону Кирилла. Он дал выпить жениху и невесте темный горьковатый напиток и велел взяться за руки. Алекса, сердце которой и так стучало в бешеном ритме, вдруг ощутила что-то странное и чуть тревожное. На секунду закружилась голова, а затем реальность изменилась. Ветер вокруг окреп, пару окружили непонятные светящиеся символы на старинном языке, из которых вылетали едва заметные искры, подхватываемые ветром и разносимые по всему саду. Минуты шли, искр становилось все больше, а надпись казалась голубым пламенем, бьющим прямо из-под земли, как родник. Огни свечей тоже вдруг стали голубыми и беззвучно искрились, как бенгальские огни.
Из волшебного огня показались белые лучи света, и Кирилл протянул руку Александре. Они одновременно вошли в магическое пламя, которое не жгло и не холодило – словно его и не было. Охотник сказал что-то, и пламя-иллюзия поднялось в три человеческих роста, закружилось вместе с Алексой и Киром, руки которых разъединились, и девушка едва сдержала крик. Ее окружал темный лесной мир, полный опасностей и чудовищ, таящихся в чаще.
Алекса бежала по сосновому лесу, подобрав полы длинного зеленого платья, а за ней, кажется, следовали все жители леса; хохоча, крича, оскорбляя, понукая и грозясь поймать и расправиться. Рыжеволосая знала, что единственное ее спасение – это огонек вдалеке. Но до него еще бежать и бежать, а туфли жмут ступни и натирают до крови, и мышцы вырываются из уставших ног, и дыхания не хватает. А сзади все наступают и наступают чудовища, населяющие лес.
Она все же не сдалась и, падая, но тут же поднимаясь, плача и крича, добежала до полянки, на которой находился дом с крепким фундаментом и прочной крышей.
– Я ждал тебя, – сказал Кирилл, стоящий на краю поляны с ружьем в руках.
Алекса упала, и ее едва не утащила чья-то когтистая лапа, но Охотник, почти не целясь, выстрелил; кто-то взвизгнул, заревел, и предплечье девушки отпустили. Кирилл помог ей подняться, взял за руку, и в тот же момент Александра, грудь которой ходила ходуном, поняла, что находится в саду дяди и все это ей померещилось. И даже пламени больше нет. Только боль в предплечье осталась, как будто бы по ней полоснули острыми когтями.
– Я беру ее в жены, – громко сказал Кирилл, лицо которого блестело от пота, несмотря на прохладу, которую нагнал яростный
