– Дык паровоз-то, Вася, тут самое главное!
– Но взрывателей же нету!
– При чем тут взрыватели? Ты подумай, какой богатый будет взрыв!
– Как при чем? Я вам скажу по секрету, как родному: кому-то ведь надо этот взрыв создать!
– Это вопрос интересный, но не ключевой! Ты согласен, что шанс слишком хорош, чтобы его упускать?
– Я могу галопом сбегать до наших, принести нужные детонаторы. Чтобы рвануло от удара. Или еще как… Саперы знают. Они подскажут.
– Не пойдет, Василий. Сейчас уже почти четыре. Пока туда-сюда – до ночи не управишься. А когда Кламмер не вернется, они тревогу поднимут. И тогда до гансов не доберешься.
– Я быстро бегаю…
– Да нет, не вариант! Но ты все равно беги. Надо наших предупредить, чтобы не растерялись, когда рванет. Добили бы эту сволочь.
Попов ничего не ответил, только проводил взглядом Андреева, как раз вынырнувшего из темноты тоннеля на залитую солнцем площадку. Вслед за лейтенантом, пятясь, появился Коваль, он тянул катушку с полевкой – провод плавной синусоидой ложился на землю. Сержант присел на корточки и принялся крепить провод к клеммам динамо-машины.
А идея моя была проста, как все гениальное. После того как мы от всей души заминировали подземную лабораторию, у нас имелось еще тридцать шесть ящиков взрывчатки. Помимо взрывчатки у нас имелся паровоз. Причем не просто паровоз – а именно тот паровоз, который прекрасно знаком засевшим на берегу Припяти немцам. Если загрузить в него взрывчатку, подвести поближе к фашистам и взорвать – все их позиции накроются медным тазом. Ну может быть, не все, однако же большая часть – точно. Так чего тут думать?
Коваль привел возражения практического толка: он справедливо указывал на отсутствие дистанционных детонаторов – то есть для того, чтобы взорвать паровоз, требовалось, как он выразился, «личное присутствие». Попросту говоря: нужен был человек, который подаст ток на детонатор.
А лейтенант Андреев – тот был категорически против самой идеи. Вот и сейчас, дождавшись, пока Коваль закончит с проводом, он сказал ему пару слов, и они вместе двинулись к нам с Поповым. Лейтенант по пути махнул рукой старику-машинисту – и Фюрер, спрыгнув из кабины на платформу, затопал по железу, нелепый в своем меховом зипуне на таком солнце. Попов нервно прикурил еще одну папиросу, а я спокойно откинулся на телогрейке, подложил руки под голову и, высмотрев высоко в небе двух еле видных ласточек, принялся следить за их полетом.
Шаги приблизились и стихли. Я смотрел в небо. Чиркнула спичка, и потянуло ужасным махорочным перегаром – Фюрер засмолил свою козью ножку. Потом еще спичка – это, надо полагать, прикурили наши гости из будущего. Ласточки продолжали нарезать плавные круги.
– Послушай, Леша, – нарушил молчание Андреев. – Оно тебе надо?
– Оно всем надо! – заявил я. – Всему прогрессивному человечеству.
– Это ничего не изменит.
– То есть как это? – От неожиданности я забыл играть в безмятежность и повернулся к ним.
Коваль с Андреевым стояли против солнца, старик сидел на платформе рядом с Поповым, держа в руках самокрутку совершенно негуманных размеров.
Вонь ее перекрыла даже густой запах паровозного угля.
– Скинуть целый немецкий полк с позиций – это, по-твоему, ничего не изменит? – переспросил я.
– Как ты собираешься это устроить? – угрюмо спросил Коваль. – Сам на паровозе поедешь?
– Меня, хлопцы, сейчас вот что интересует, – подал голос дед. – Вы мой паровоз в расход пустить собрались, так? А разрешения спросили?
– Дедушка старый, ему все равно, – напомнил Коваль слова частушки.
Старик по-лошадиному мотнул головой, хмыкнул в бороду что-то невнятное и окутался таким облаком дыма, что Попов даже закашлялся. А мне стало жалко деда. Я представил, какие чувства он должен испытывать к машине, на которой проработал всю жизнь.
– Поймите, ребята, ведь у нас сейчас есть практически стопроцентная возможность уничтожить этих гадов! – сказал я напористо.
– Я тебе уже говорил, – ответил Андреев. – Это все мелочи на фоне того, что будет. Ты понимаешь меня?
