– Убирать не будем? – спросил Чекист про печку, котелок и тарелки.
– Не надо, – махнул Чапай. – Вернемся, горячего поедим. Пошли спасать мир!
Мы подхватили свои рюкзаки и развернулись к белесой завесе. Она казалась тонкой, почти прозрачной. Нужно было решаться. Набрав в грудь воздуха, я подступил к самой границе колышущегося тумана.
– Как ее хоть зовут? – спросил мне в спину Чекист.
Не ответив, я шагнул вперед…
Глава 23
Край солнца провалился за кромку горизонта. И будто бы по команде слева от него в небо взметнулся клочковатый гриб разрыва. Потом донесся грохот – оглушительный, несмотря на большое расстояние.
Лейтенант Андреев достал свою флягу и второй раз за этот бесконечный день пустил ее по кругу. Горячий спиртовой ком оцарапал горло, мягко опустился в желудок. Я прикурил, закашлялся, вытер заслезившиеся глаза. И увидел, что Андреев, он же Чапай, в упор рассматривает меня сквозь дым.
– С вами пойду, – говорю я ему.
– Мы знаем, – отвечает он.
– Надо проверить, получилось ли. Да и вообще…
– Проверить, кстати, можно сразу. Хирург предупреждал, что на обратном пути через временной канал мы должны встретить сами себя. Это будет означать, что мы возвращаемся в измененную реальность.
– Почему это? – удивляюсь я.
– Мы шли из того мира, где катастрофа. А будем возвращаться в другой, который создали своими действиями. Поэтому должно образоваться два параллельных канала…
Со стороны реки прилетает раскатистый грохот канонады. Мы одновременно поворачиваем головы. С холма открывается прекрасный вид: тонущий в осенних садах поселок, поле, еле видная щетка деревьев на берегу… Из общей канвы выбивается только разросшееся на полгоризонта облако взрыва.
Ну что ж – значит, Попов добрался. Это хорошо. Значит, с этим делом тоже разобрались.
Я смотрю, как с кончика папиросы тянется похожая на паутину нить дыма. А перед глазами проплывает лицо полковника Мощина, шефа, человека, вытащившего меня с улицы, воспитавшего, фактически усыновившего. И сидит за своим столом, в углу кабинета, Сан Саныч, смотрит очень серьезно, как всегда, когда готовится сказать что-то банально-глубокомысленное. А потом понеслись воспоминания, легкие, как этот сигаретный дым: солнечный день в сквере, радуга над Москва-рекой, наполненная запахами столовая с облупившейся штукатуркой, елка, торчащая из сугроба, ряды бритых детских голов на торжественной линейке, плац, полный солдат… Промелькнули и исчезли. Осталось только одно: ее лицо, склонившееся надо мной на фоне звездного неба.
– Обещания надо выполнять, – заявляю я.
– Не понял? – переспрашивает Чекист.
– Неважно.
– Скажи мне, Опер. – Чапай глядит исподлобья, поглаживая пальцем усы. – А ты ведь это давно придумал, да?
– Ты о чем? – уточняю я, хотя уже догадался.
– Ну, паровоз заминировать и к немцам отправить.
– Давно, – соглашаюсь я. – Практически сразу, как узнал, что он к их позициям ходит.
– Ну да, – тянет Чапай. – Военная хитрость…
– А что?
– Уверен, что имел право посылать старика?
– Уверен, – киваю я. – Потому что, откажись он, я сам повел бы этот паровоз. Понимаешь?
– Понимаю, – помедлив, отвечает Чапай. – Мне кажется, что за эти пару месяцев я вообще начал вас понимать…
– А я другого не понимаю, – сообщает Чекист. – После всего, что тут… Объясни мне, Опер, как мы могли страну просрать?
