единица, вполне легально, – закончил я с сарказмом, – поздравляю. Интрига удалась! Два десятка убитых девчонок – и вы наслаждаетесь удачным ходом в бесконечной бессмысленной партии.
– Кот, – окликнул меня Скиф, – хватит.
– Кто-то должен сказать ему, что он ублюдок. Вы ублюдок, герр Гантрам…
– Они все умерли из-за тебя, – мягко сказал Сет. Он не спеша поднялся, подошел ко мне вплотную, так что я чувствовал запах его одеколона и слышал шелест плаща, – все эти девушки. Такие молодые, невинные, прекрасные. Хотел ты этого или нет, Матвей, – в конечном итоге ты, мой дорогой, стал причиной их смерти.
У меня зашумело в ушах. Против обыкновения Сет не юродствовал – он был серьезен, даже печален.
– В бесконечной бессмысленной партии ты безымянная пешка. А мертвые девушки даже не были фигурами на доске. Они просто… лепестки роз, которыми усыпали путь Кирюши. Но Кирюша не появился бы – если бы не было тебя. Знаешь, если вдуматься, вы с ним вроде как… братья.
Пошатываясь, я побрел прочь. Кажется, Скиф пытался остановить меня, и что-то крикнула Нелли – я не остановился.
Я спустился на улицу и зашагал в темноту.
Я не знал, куда иду. Моя душа превратилась в глубокий колодец, наполненный черной водой. В памяти одна за другой всплывали фотографии из дела вампира. Маленькие сестры Максимовы… Алла Свешникова… студентка Лариса в ночном клубе… безымянная светловолосая девушка на дне Патриаршего пруда… во мне не осталось ненависти к Темным. Только безбрежная пустота и темнота.
Ты мог стать одним из них. Из тех, кто охотится по ночам на девушек и выкармливает вампиров кровью из сосочки. Где-то на самом дне колодца осталось черное семя, которое по счастливой случайности не проросло. Давным-давно тебя учили: за Силу, однажды полученную от Сумрака, ты платишь, отказываясь от принятия части правды (лжи), вставляя под веки контактные линзы селективного восприятия. Сейчас ты начал понимать: в действительности в оплату ты отдаешь часть своей души.
Небо над городом понемногу светлело, и стали видны рваные края туч, текущих бесконечной лавиной с севера на юг. На улицах все еще было пусто, лишь редкие автомобили проносились вдали. Мокрые клейкие листья деревьев покачивались над тротуарами.
Можно было раздуть угли злости в душе и помечать о мести – но это не имело уже никакого значения. Убитых девушек ничто не вернет к жизни.
Если бы теперь произошло чудо, и я мог сказать: стоп! Верните мне ту часть правды (лжи), от которой я когда-то отказался. Если выцарапать из-под век эти дарованные Сумраком линзы, что показывают милых ребят Гантрама шайкой подлецов и убийц, – и вставить другие? Сразу все перевернется – уродливое станет прекрасным, аморальное – благородным, лед согреет, пустота даст уют? Возможно ли это? О, неужели?
Я нашел в кармане плеер Нелли, включил его и воткнул в ухо белую шайбу наушника.
Ледяные капли дождя катились по моему лицу, словно слезы.
Идти домой не было ни сил, ни желания. Ныла раздробленная и наскоро собранная рука, но боль даже нравилась мне. Боль отрезвляла. Я брел не разбирая дороги, втягивая в легкие сырой воздух, и сам не заметил, как вышел на холодные берега Москвы- реки. На пустынной гранитной набережной гулял ветер. Грязно-бурые волны катались под мостом, покрытые пеной, словно морской прибой.
Вдалеке, на затянутых белесой дымкой Воробьевых горах, показались взмывающие в облака неоготические бастионы Главного здания МГУ. Я долго смотрел на них в оцепенении, потом опустил взгляд и вздрогнул.
У излучины реки, над новым металлическим куполом Большой спортивной арены «Лужников», клубилась черная, как нефть, туча. Тьма медленно, лениво расползалась вокруг стадиона, стекала через гранитный парапет набережной в серые пенистые волны. Рваные лохмотья черного тумана протянулись к низкому небу, почти достигая облаков.
До Вальпургиевой ночи оставалось шестьдесят три часа.
История третья
