сторону в разных направлениях, будто его носило по краю огромной тарелки и он медленно и вяло катился к ее дну. Ничего из этого он не был в состоянии объяснить.
Замерзший, он дремал, приютившись в ледяной глыбе. Вдруг под ним все задрожало. Он моргнул, смутно осознавая, что что-то не так, а затем окончательно проснулся, увидев и услышав множество брызг у кромки воды. Грохот рушащегося льда заставил его подняться на четвереньки. Завороженный, он смотрел, как прорыв воды надолго зависает в воздухе, прежде чем медленно и тяжело упасть обратно в море.
Очарование сменилось паникой. Он понял, что происходит.
Лед ломался. Он очень долго разворачивался, затем сделал два шага и с рыком упал в снег, который неожиданно превратился в зыбучие пески. Он упал и пополз вверх как раз вовремя, чтобы увидеть, как ледяная глыба разрушилась, превратившись в порошок. Выступ, на котором он стоял, сильно наклонился и начал скатываться по внешней стороне глыбы. Голые стенки расщелины сотрясали воздух миллионами мучительных и кричащих звуков. Гигант, казавшийся незначительным карликом на фоне происходящего, упал навзничь. Его дыхание больно отозвалось в легких.
Он заставил себя подняться на локтях и втянул холодный, леденящий воздух в измученную грудь. Мир за его стиснутыми кулаками словно проседал, а затем скрылся из виду. Спустя мгновение облака ледяной морской воды, словно гейзер, вылетели из пропасти. Выступ установился и покатился, возвращая устойчивость.
Создание повернулось и стало отползать от пропасти. Он не останавливался, пока не дошел примерно до середины нового айсберга. Там он присел на корточки, трясясь и цепенея от ужаса.
Он видел, как пропасть раскрывается в нескольких дюймах от него.
Он смотрел в пасть смерти, которой так желал. И не чувствовал никакого соблазна.
Он проклял жизнь за ее упорство. И снова проклял человека, из-за чьих исследований таинства жизни не мог просто лечь, уснуть и позволить холоду Арктики забрать его.
Он не мог не думать о своей невосприимчивости к смерти. Интересно, что бы случилось, если бы он бросился в эту трещину, когда выступ отломался? Разумеется, раздавило бы его между скользящими глыбами. Но…
Позади него раздался еще один грохот. Он повернул голову и увидел, что большая часть айсберга скрылась под водой.
«Все равно, – подумал он, копаясь в кармане в поисках куска мяса. – Лед растает, и меня выбросит в море. Интересно, смогу ли я утонуть».
Хотя его и не прельщала перспектива выяснять это.
Он снова впал в свое почти сомнамбулическое состояние. Съел сушеное мясо, растопил во рту снег, чтобы утолить жажду. Окончательно он пришел в сознание, только когда трясущийся айсберг разбудил его грохотом и ревом разрушения. Солнце, которое он знал всю свою жизнь, которое он всегда считал
Он развлекал себя этим зрелищем между короткими перерывами на сон. Ему больше ничего не казалось странным – ни статичное солнце, ни отсутствие горизонта. Он был жив и попал в ловушку на тающем айсберге. Он был в Аду.
Только начав различать очертания берега в небе, он снова почувствовал удивление. В это время вечного дня, меньшего сна и большего ужаса, пока масса айсберга уменьшалась, вид небосвода и земли, что стояла на краю, наполнял его благоговением и вселял колеблющуюся надежду, которую не могли прогнать ни голод, ни физические страдания, ни страх.
Он был жив, но одного этого было мало. Этого всегда было мало.
Он был жив, но что было здесь, что падало с неба, вращаясь в его сторону, как бы приглашая его… что это было?
Он встал посередине своего айсберга и посмотрел на руки. Вспомнил о шрамах на своем теле, о доказательствах своего происхождения и подумал: «Для чего ты создал меня, Виктор Франкенштейн? Ты уготовил для меня какую-то участь, когда дал мне жизнь? Если бы ты не отказался от меня, когда я родился, и принял ответственность за мое существование в этом мире, может быть, и от меня была бы какая-то польза в мире людей?»
Айсберг на мгновение дрогнул у него под ногами, и гигант вскрикнул, припав на колени и в отчаянии обняв ледяную глыбу. Темная суша плыла в воздухе.
Когда дрожь утихла, он засмеялся и поднялся на ноги. От звезд, взрывов и света у него закружилась голова. Он потянулся к глыбе, надеясь восстановить равновесие, но все равно упал и лег в снег, думая.
Думая: «Передо мной нет настоящей земли, Франкенштейн. И, возможно, нет людей».
