3. Человеческая комедия
В последующие дни ничего толком мы про Николая Николаевича не выяснили. Ну, ходит человек в магазин. Сначала в молочный, потом в булочную, затем в «Спорттовары», заглядывает в киоск, газеты покупает, журналы. Что необычного? Да к тому же между мной и Мишкой черная кошка пробежала. У нас такое бывает. Будто устаем друг от друга и на какое-то время расходимся. Потом опять сходимся, не разлей вода.
И тут случилось такое, что всю кашу и заварило. Николай Николаевич познакомился с Мишкиным отцом.
– Он к нам приходил! – выпалил Мишка с порога, как только я открыл дверь на его длинный звонок. Есть у него дурная привычка – держать палец на звонке, пока не откроют. Соседи ругались, но Мишке все нипочем.
– Кто? – зевнул я. Полночи читал, поэтому не выспался. Даже забыл про черную кошку, что между нами пробежала.
– Николай Николаевич, – сказал Мишка.
Я пожал плечами – приходил и приходил. Честно говоря, и думать о нем забыл. Это Мишка у нас мастер выдумывать. До сих пор содрогаюсь, вспоминая, как мы с ним на даче кашу варили. А уж как собаку в чемодане везли…
– Ну, – говорю, – и на здоровье, – а сам зеваю, не могу удержаться, томиком Бальзака рот прикрываю.
– Ух-то, – говорит Мишка, – Бальзак! Человеческая комедия. Как ты сквозь это продираешься?
Не то чтобы Мишку это удивило, он и сам не такое читает – Кафку там, Хемингуэя, благо библиотека у родителей огромная, а деду как участнику Гражданской подписные издания дают, да такие, от которых у меня слюнки текут. Мишка теми изданиями, конечно же, делится, не то что некоторые, которые даже листочки к книжным шкафам кнопят: «Не шарь по полкам жадным взглядом, здесь книги не даются на дом». Где такое увидишь, сразу хочется развернуться на пороге и уйти. А в общем, мириться Мишка пришел, вот и все дела.
Помирились.
– Завтра вечером давай ко мне, – сказал Мишка. – Этот Николай Николаевич опять к нам придет, может, что и разузнаем.
– Завтра вечером «Кабачок «Тринадцать стульев», – заикнулся было я, но Мишка так посмотрел, что я пошел на попятную. – А что у него за дела к отцу твоему?
– Как я понял, – Мишка запнулся и слегка покраснел, из чего я догадался, что он подслушивал разговор отца и нового соседа, – как я понял, они хотят о времени поговорить.
4. Кафе «Альфа»
Дорога была древней. Бетон потрескался, из трещин росла трава, а кое-где пробились и деревца. За плотными зарослями кустов по обочинам виднелись поля, покрытые столь густыми травами, что казалось – сойди с дороги и увязнешь в ней, в непроходимой, жаркой чащобе, обители оглушительно стрекочущих кузнечиков, порхающих бабочек и натужно гудящих пчел.
Муравей помнил – здесь когда-то был город. Если приглядеться, еще можно заметить светлые проплешины фундаментов, сплошь оплетенные березкой фонари, остатки кирпичных стен. Он поправил котомку, вытер со лба пот, заливающий глаза, и двинулся дальше, пытаясь вспомнить – как назывался город и что в нем имелось прекрасного.
Синеву неба изредка прорезали всполохи – инфосфера еще жила какой-то своей жизнью, продолжая накапливать информацию, закачивая ее в вакуумные концентраторы. Которые наверняка потеряли большую часть емкости и превращали информацию в шум таких вот вспышек. Ночью они походили на северное сияние, которое в здешних широтах никто не видел с тех пор, как сместилась ось вращения планеты.
Следовало давно свериться с картой, но останавливаться не хотелось. Да и другой дороги не имелось. Вот уже неделя, как он сошел с упругой поверхности самодвижущейся, вернее – когда-то самодвижущейся дороги и ступил на бетонку, а сворачивать с нее некуда. Муравей надеялся, что ему правильно все объяснили, а он правильно все понял. Кафе потому и называлось придорожным, что стояло у дороги. И миновать его невозможно.
Когда солнце почти закатилось за горизонт – красный распухший шар, Муравей увидел дом. Добротный деревянный дом с
