Чужое.
Не существует ни Бездны, ни тех, кто в ней заперт.
– Вот и я думаю… ерунда… тебе поспать надо. Тетка говорила, что если выспаться, тогда отпускает…
Хорошо бы.
Только Тельма подозревала, что сон не принесет ей отдыха.
Ошиблась. Снилась светлая столовая, и ветерок, который тревожил занавеси. Фарфоровый кофейник с серебрением. Полупрозрачные чашки.
Булочки с корицей.
– Гаррет, дорогой, не хмурься. Подумаешь, статья… – Мама сидела вполоборота, в короне солнечного света, такая легкая, такая воздушная. – Кто и когда верил газетам?
Листы упомянутой газеты шелестели. Сама эта газета, свежая, остро пахнущая типографской краской – Тельма уже тогда запахи ощущала ярко – встала черно-белой стеной. За стеной прятался Гаррет.
И хорошо.
Тельме не хотелось его видеть. И вообще, зачем он остался? Он ведь никогда прежде не оставался на завтрак, а тут вдруг. Даже аппетит пропал, хотя прежде на отсутствие аппетита Тельма не жаловалась.
– Ты не понимаешь. – Голос звучал раздраженно. – Из-за этой статейки пострадает мой имидж…
Мама фыркнула.
О ней писали много, часто и не всегда хорошее. Конечно, от Тельмы нехорошее старались скрывать, но она умела слушать, а во взрослых разговорах можно было услышать многое.
– …моя мать будет недовольна.
– И что? – Мама пила кофе.
И жмурилась от удовольствия.
– И моя карьера… – Он все же отложил газету. – Элиза, ты же понимаешь, что скоро выборы. И на моей репутации не должно быть пятен…
Мама отставила чашку.
И блюдце отодвинула. Тихонько звякнула ложечка, соскользнувшая со стола на пол.
– То есть, – она умела говорить так, что становилось неуютно, и если бы Тельма не боялась привлечь внимание, она спряталась бы под столом, – ты полагаешь меня пятном на своей репутации?
– Нет! – поспешно сказал Гаррет. – Что ты, дорогая… я… неправильно выразился… извини… но эта статейка… они намекают, будто у нас… будто наши отношения…
Он смешался под маминым взглядом.
И покраснел.
Тогда еще Тельма подумала, что хорошо бы, если бы мама обиделась всерьез, если бы выставила его из дому, как выставила однажды мистера Найтли. Но тот в конечном итоге был прощен, а вот Гаррету прощение ни к чему.
– Если тебя чем-то не устраивают наши отношения, дорогой…
– Элиза. – Гаррет выбрался из-за стола, он встал на колени перед маминым стулом, взял ее за руку. – Прости… я опять не подумал, что обижу тебя… я тебя люблю… ты же знаешь, что я тебя люблю… больше жизни… но моя карьера… моя партия… слишком многие поверили в меня. И как я могу их подвести?
– И что ты предлагаешь?
Все еще лед.
Но, к сожалению, не такой, который заморозил бы Гаррета. Тельма зажмурилась, представив себе расчудесную статую, вроде тех, что выставляли зимой в саду.
– Расстанемся… ненадолго… до выборов… всего-то несколько месяцев… я стану сенатором…
– Я беременна.
– Что?!
Растерянность.
И удивление.
– Я беременна, Гаррет. – Мама высвободила руку.
– Это точно? Ошибка…
