– …более двух десятков жертв…
– Ведется следствие.
– …почему полиция взялась за расследование только сейчас?
Блеклый голос, как и сама она, но вопрос…
– Следствие…
– Уже слышали, мистер Мэйнфорд, – ответил Джаннер, приподнимаясь со своего места. – Это и в самом деле скучно. Вы же понимаете, что мы все равно узнаем правду…
…или то, что выгодно правдой счесть.
Самому Джаннеру на правду глубоко наплевать. Его волнуют тиражи и гонорары. Даже не так, гонорары, а уж потом тиражи, от которых, собственно говоря, гонорары и зависят.
Он оскалился.
И готов к прыжку… и значит, раскопал что-то… что? Мать мальчишки молчать не станет. Соседи опять же. И завтра, если не сегодня, о Безумном Нике напишут все газеты Нью-Арка, от степенной «Телеграф» до вечно находящегося на грани закрытия «Блуда».
Разве что «Сельскохозяйственный вестник» удержится от искушения. И то не факт.
– Два десятка жертв. – Джаннер говорил медленно, наслаждаясь бенефисом и почтительным вниманием коллег, которые отступили, примолкли, надеясь урвать хоть что-то из грядущего скандала. А скандалу быть, иначе Джаннер не был бы столь самоуверен. – И все дети – из бедных семей, верно?
– Ведется следствие. Личности устанавливаются…
– Чушь, – ноздри Джаннера раздувались, а серые глаза заволокло туманом. Он давно уже утратил контроль над собственным даром, позволив силе обжиться в человеческом теле, и потому тело это было напрочь лишено благоразумия. – Вы это знаете… мы это знаем… если бы пропал кто-то из богатых детишек, весь город стоял бы на ушах. А эти дети? Кому есть дело до них?
– Мне.
Не стоило этого говорить.
Поддаваться.
Но Джаннер умел зацепить. И сейчас, получив свое, осклабился широко, счастливо.
– Вам, – протянул он. – Конечно… вам и вашему брату… удачное стечение обстоятельств, верно? Скоро выборы… самое время напомнить людям о том, сколь многое зависит от правильного… выбора.
Он нарочно говорил медленно, делая паузы между словами, словно позволяя собеседнику осознать сказанное.
– Ваш брат… сенатор… кажется, ратует за расширение социальных программ…
Молчать.
Ни слова, иначе каждое будет обращено против Мэйнфорда.
– Борьба с бедностью… хороший лозунг. Не знаю, как вам, а мне он по вкусу…
Джаннер оглянулся.
И нити его силы потянулись к жертве, Джаннер не собирался отпускать ее. Нет, он не опустится до такой пошлости, как убийство, и критического истощения не допустит. Он лишь будет играть, высасывая ее почти до донышка, а потом отступая, позволяя восстановиться, чтобы при следующей встрече вновь насытиться.
Игра с законом.
Игра на грани.
И когда-нибудь Джаннер забудется и грань переступит. Что ж, Мэйнфорд умеет ждать.
– Этакий образ защитника слабых… угнетенных… таких вот детишек, на регулярные исчезновения которых городские власти не обращали внимания. Почему, к слову? Неужто полиция была так слепа?
Он воздел руки к потолку, театральный жест, нарочитый, в отличие от статей, которые при всей своей дерьмовости получались очень даже искренними.
– Или же дело в ином?
– В чем же? – поинтересовался Мэйнфорд, смиряя ледяную ярость.
– Скажем… полиции было выгодно до определенного момента не замечать… взаимосвязи?
И снова пауза.
Затянувшаяся.
