– За поцелуй выпущу…
– Пусти, боярин! Государю совсем плохо, лекарь нужен!
Выпустил. В лице изменился.
– Го-осударю плохо? Ну, беги…
И такая интонация у него была… как ни в раздрызге чувств была сейчас Поля, а все ж тон его запомнила, но не оглянулась. Она потом все расскажет. А сейчас – важнее дела есть!
А пока добежала – и паниковать перестала.
Надо
Патрик Гордон внимательно выслушал жену. И кивнул.
– Поеду я в полк. К тебе людей пришлю, человек с десяток, ежели что – они знают…
Лейла прикусила губу… неужели опять начнется?
Бунт, кровь, люди обезумевшие?
Но мужа поцеловала крепко.
– Береги себя, любимый…
Дети тоже подошли обнять отца. Старший, Иан, которого здесь звали Яшкой, посмотрел на отца:
– Пап, а можно мне с тобой?
– Сейчас пока нет. Но ты останешься защищать маму и младших, – обстоятельно разъяснил Патрик. – Вот, возьми…
В маленькие ручки лег совсем большой и настоящий кинжал. Яша вытянулся, сверкнул глазами:
– Клянусь!
А Патрик уже спешил в полк.
Афанасий Ордин-Нащокин выслушал девушку внимательно. И тут же закричал дворне.
Собираться, закладывать карету… он обязан быть в Кремле. Мало ли что…
Маша схватила боярина за рукав:
– Можно мне с вами, обратно?
– Там опасно может быть.
Афанасий и не думал отмахиваться от девчонки, понял уже, на что способны Софьины воспитанницы. И верно, из рукава Маши скользнул, проблеснул холодной сталью тонкий кинжал. Оружие убийцы, способное и скрыться в рукаве, и вонзиться под ребро, и перехватить горло. Равно опасное и в мужских – и в девичьих руках.
– Сейчас везде опасно. Я ведь все равно обратно.
Ну да. Ночью, по улице… как и сюда добежала, и ведь не убоялась? И обратно не испугается. Пусть ее тати боятся.
– Со мной поедешь. Где карета?!
Симеон не был бы до конца Симеоном, ежели бы не придумал, как дело повернуть. Война – это ведь завсегда хорошо, вернется Алексей Алексеевич али нет – никому не известно. А потому и у трона должен быть настоящий князь!
А кто?
А Иван Андреевич Хованский. Древний род, еще от Гедимина ведет свою родословную… да и сам князь – что надо. В Литве отличился, со стрельцами общий язык нашел, полки за него в огонь и в воду – зато с государем общего языка не нашел, за что и был частенько руган.
А еще – глуп, болтлив, самонадеян, переругался со всей высшей знатью. И прозвище говорящее – Тараруй! Болтун, пустозвон… самое то, чтобы проредить кого надобно!
Первым делом, конечно, царицу с ее выродком! Ни к чему романовское семя оставлять!
А потом…
Руки старца сами собой сжались в кулаки.
Дьяково!
Вот откуда нечисть-то ползет! Вот где инакомыслие! Всех, всех уничтожить, растереть в порошок, забыть, как зовут!!!
Попомнят они свою спесь и глупость! Да поздно будет!!!
Старец просто не смог принять простую истину. Хоть и говорили ему, что за спиной Алексея никто не стоит, а советуется он разве что с царевной Софьей, но услышать – одно. А вот сердцем принять и поверить…
Ну, БАБА же!!!
