Разве не стоит оно того, чтобы голову сложить?
Тысячу раз стоит!
Они и не колебались.
Не колебались и «троянские коньки», которые, отбросав гранаты, ринулись вслед за Оглоблей и Петро. Не оставаться ж им в стороне, когда тут такое. Казаки попытались было цыкнуть на ребят, но сразу же смолкли. Потому что сабли у мальчишек в руках были как раз под их рост, и кинжалы во второй руке тоже, и глаза такие…
Можно их остановить.
Так ведь не простят потом. Ни им, ни себе. Бывает бесчестье, которое пострашнее ножа режет. Авось да и уцелеют. Казаки переглянулись и положили себе приглядывать за мальцами. И отдались бою.
Федька уверенно отводил удары, как учили. Сил у него мало, да и ростом он не вышел, зато юркости и ловкости на десятерых хватит. Так и получается. Удар спустить либо по сабле, либо по кинжалу, отклонить в сторону, а другой рукой ударить. Бить ногами, подсекать врага, едва ли не на колени падать, когда надобно друга прикрывать – это не благородное фехтование. Это – бой, то есть свалка стенка на стенку, и здесь все против всех и все за всех.
Остаться на месте? Ожидать конца боя?!
Да никогда! Не для того царевич их с улицы забрал, чтобы они труса праздновали…
Удар, еще удар, рядом падает татарин с распяленным в диком крике ртом, Федька не замечает, что кричит и сам, выплескивая буйное хмельное безумие боя.
Сабля справа. Уклониться, парировать, ударить, слева его прикрыл казак, и еще удар, и еще…
Прилетевшей откуда-то слева стрелы Федька не заметил. Просто что-то клюнуло в плечо, заставляя упасть на колени.
Больно…
Конец?..
Селямет-Гирей так и не понял, когда ситуация переломилась. Когда что-то страшно загрохотало? Да вроде как нет, тогда он еще смог организовать сопротивление. И татары все равно поливали нападавших стрелами.
Когда раздался волчий вой и им ударили в спину?
Вроде как тоже нет…
Когда… Да. Вот именно тогда, когда спереди ударили пушки, а один из холмов захватили и принялись безжалостно вырезать всех, кто был на нем, спихивая вниз мертвые тела.
Вот тогда и дрогнуло его войско.
Тогда и побежало.
– Куда, шакалы трусливые?! Повешу!!! – бесновался калга, понимая, что рядом с ним остается все меньше людей.
– Не повесишь.
Голос был ледяным.
Селямет обернулся. На холме, неподалеку от него, стоял самый страшный кошмар любого татарина. Казачий атаман Иван Сирко.
Нечисть желтоглазая,
Как он попал сюда, почему никто его не остановил?!
Но стоит вот, и с сабли катятся на землю алые капли.
– Не повесишь, – повторил атаман. – Ты сегодня здесь ляжешь.
Селямет завизжал от злости, видя, как последние из его людей, глядя на урус-шайтана, пятятся все быстрее, а потом и бегом бегут с холма – и прыгнул вперед, занося меч.
Сдаться?!
Не бывало такого позора в роду Гиреев!!!
Иван отразил его удар, сам напал, в желтых глазах горели опасные огни, лишая силы и удачи Селямет-Гирея. Страх сковывал калгу, вползал змеей в душу, и закончилось все вполне предсказуемо. Росчерком широкой казацкой сабли, перерубившей шею татарина – и с ней весь окружающий мир. Иван вытер саблю об одежду поверженного врага, усмехнулся…
Не бывать тебе больше в Крыму хозяином!
Не бывать!
И принялся спускаться с холма, чтобы принять участие в еще не закончившейся битве.
Этим же вечером русские вошли в Бакчэ-Сарай, который отныне будет именоваться Бахчисараем. Они отдохнут здесь пару дней,
