появилась на морщинистом круглом лице, лучистые зеленые глаза подобрели.
– Фу-у-ух, а я-то уж себе понапридумывала. А ты работать? Или еще чего?
– Э-э-э, в каком смысле? – осторожно переспросила я, на шаг отодвинувшись от женщины. – Секретарем взяли… к Хмурому.
Пелагея Павловна весело махнула пухлой ручкой, предлагая забыть о недоразумении:
– По дому шепоток пошел: мальчики какую-то бабу в жилом крыле поселили. Я думала, что очередная, прости меня, Ксения, шалава, из-за которой потом одни неприятности будут. Да спеси и гонору вагон. Я тут рядом ковры проверяла, мало ли, моль еще заведется, а они сразу втроем из этой комнаты вышли. Улыбались… Довольные… Тебя покормить велели, а то, мол, слишком много сил на них потратила…
– А-а-а… – протянула я, не зная, как реагировать.
– Я грешным делом решила, что эти молодые похабники одну на троих… по-дружески. Кто их разберет, они же с детства вместе, и дружба у них крепкая, так может и…
– О-о-о… – у меня от возмущения дыхание перехватило.
Пелагея Павловна, чинно похлопав меня по плечу, как ни в чем не бывало, продолжила делиться впечатлениями:
– А ты такая сияющая, чистенькая. Еще ни один кобель пометить не успел. И пахнешь странно, и легко рядом с тобой…
Я устало плюхнулась в кресло и поинтересовалась:
– Выходит, любой оборотень может определить… э-э-э… сколько у женщины… э-э-э… самки было мужчин? До него?
Зайчиха тряхнула седыми кудряшками, улыбнулась, показав наполовину стертые от старости крупные зубы, которые, впрочем, не портили ее. Решительно подошла и уселась рядом.
– Из какой глубинки ты приехала, девочка моя, раз не знаешь прописных истин? Естественно может. У хищных мужики да бабы темпераментные больно, в страсти частенько кусаются. От таких меток долго специфический запах остается. А на тебе ни одного отголоска нет. И вообще, чужих ароматов нет, только собственный, очень легкий и приятный.
Я смутилась от непривычного комплимента, впрочем, почувствовав себя польщенной. И решила воспользоваться неожиданным расположением экономки, вспомнив о своих сомнительных перспективах на чужой территории:
– А мальчиками вы Егора, Саву и Глеба зовете?
Попытка разговорить Пелагею Павловну удалась.
Она довольно сложила руки на животе, прикрытом идеально белым фартуком, и начала рассказывать:
– Ну а как же? Я их, почитай, уже пятнадцать лет знаю. С тех пор, когда они двадцатилетними пацанами у меня комнату снимали, да только начинали под себя район подминать. Подкармливала вечно голодных котов да волчонка молчаливого, белье им стирала и раны лечила. Ой как тяжко друзьям приходилось, ведь драли их кто посильнее чуть не каждый день. Это сейчас они большинству не по зубам, а тогда…
– Я не знала, что они с детства знакомы, но выглядят, действительно, сплоченной командой, – подогрела разговорчивость показавшейся мне милой женщины, остановившейся перевести дух или думая, сколько можно сказать незнакомке.
Пелагея Павловна закивала, по-хозяйски подвинула ко мне блюдо, намекая, что она не торопится, и я могу перекусить. Ну а почему бы и нет? Тем более, в хорошей общительной компании.
– Еще какой командой. Друг за друга любому глотку перегрызут. По сути сиротами рано остались, да хорошо, что встретились на одной дорожке. Савушка – балабол, насмешник, но очень хозяйственный и сметливый. Глебушка – очень добрый мальчик, такой глазастый – иногда жуть берет, откуда что узнает только.
– А Егор? – не утерпела я и спросила.
Зайчиха с хитрющей улыбкой посмотрела на меня, прежде чем ответить:
– Егор сильный, очень сильный, – улыбаться она перестала, пока подбирала слова, описывая оборотня, который мне с первой встречи по разные стороны Стены почему-то запал в душу. – Он – настоящий глава. Решения-то принимать, ой, как нелегко иногда.
– А отчего не Егорушка? – слегка передразнила я рассказчицу, желая узнать о нем.
Пожав плечами, Пелагея Павловна вздохнула:
– Его и в двадцать Егорушкой не назвать было. Никак не тянул на это имя. Слишком мрачный. Говорящая у него фамилия. Строгий к себе и другим…
– …и слишком бесстрастный, холодный, – тихо заметила я.
Зайчиха словно мыслями в прошлое устремилась. Мягко улыбнулась чему-то и добавила с ностальгией:
– Его мой покойный муж мерзлявым прозвал.
