Когда солнце встает, Джустин поражена. Ей уже казалось, что этот онтологический тупик будет продолжаться вечно.
В красных лучах рассвета из боковой улицы выходит крошечная фигурка и направляется к дверям «Рози».
Джустин издает невольный крик и бежит открывать. Но Паркс преградил ей путь и не собирается отступать. Слышится тонкий, приглушенный звук: голые ножки вежливо стучат по броне.
– Тебе придется позволить мне разобраться с этим, – говорит ей Паркс. У него мешки под глазами и масляные пятна на лбу и на щеках. Похоже, что он только что убил кого-то, в чьих жилах текла тушь. Плечи устало опущены.
– Что значит «разобраться»? – спрашивает Джустин.
– Это значит, что я поговорю с ней первым.
– С пистолетом в руке?
– Нет, – раздраженно ворчит он. – С этим.
Он показывает ей поводок и наручники, которые держит в левой руке.
Джустин колеблется секунду.
– Я знаю, как надевать наручники, – говорит она. – Почему я не могу выйти и поговорить с ней?
Паркс вытирает грязный лоб грязным рукавом и бормочет себе под нос «господи боже».
– Потому что она попросила об этом перед тем, как ушла, Хелен. Ты единственная, за кого она беспокоится, не за меня. Я почти уверен, что она в порядке, потому что просто постучала в дверь, а не начала царапать или биться головой об нее. Но независимо от того, в каком она настроении, она не хочет увидеть тебя сразу, как откроется дверь. Особенно когда она в таком виде – с кровью на губах и одежде. Ты же понимаешь это, да? После того как она приведет себя в порядок, наденет намордник и наручники, ты сможешь с ней поговорить. Договорились?
Джустин глотает. Ее горло пересохло. Правда в том, что она напугана. Больше всего она боится того, что могли последние двенадцать часов сделать с Мелани. Боится, что в глазах девочки может увидеть что-то новое и чужое. Именно поэтому она не хочет пропускать главный момент. И не хочет, чтобы Паркс шел первым.
Но она понимает, что не может пойти против того, о чем Мелани специально просила. Поэтому она отходит за перегородку, пока сержант открывает дверь.
Джустин слышит, как металлические засовы скользят внутрь, а потом вздох помощи гидравлических петель.
И тогда она проскакивает через кормовую оружейную прямо в лабораторию. Колдуэлл смотрит на нее равнодушно. Пока не понимает, что означают действия Джустин.
– Мелани вернулась, – говорит доктор, подходя к ней. – Хорошо. Я беспокоилась, что она…
– Закрой рот, Кэролайн, – грубо обрывает ее Джустин. – Серьезно. Закрой его сейчас же и не открывай больше.
Колдуэлл продолжает смотреть на нее. Она хочет выйти, но Джустин преградила путь и доктор вынуждена остаться. Вся агрессия, копившаяся в ней, выплеснулась в этих словах.
– Садись, – говорит Джустин. – У тебя не получится увидеть ее. У тебя не получится поговорить с ней.
– Получится, – говорит Паркс у нее за спиной. Она поворачивается и видит его, стоящего в дверном проеме. Мелани за ним. Он не успел надеть наручники, но намордник уже на ней. Она промокла, желтый пушок на голове примят, а футболка прилипла к костлявому телу. Дождь уже прекратился, значит, она так проходила всю ночь.
– Она хочет поговорить со всеми нами, – продолжает Паркс. – И я думаю, мы хотим послушать. Скажи им, что только что сказала мне, малыш.
Мелани напряженно смотрит на Джустин, потом на доктора Колдуэлл.
– Мы здесь не одни, – говорит она. – Там кто-то есть.
59
В отсеке для экипажа они выбирают себе места. Несмотря на то что полный комплект «Рози» состоял более чем из десяти человек, им здесь тесно уже вчетвером. Джустин чувствует, что такая близость всех напрягает.
Она сидит на нижней койке. Колдуэлл садится на соседнюю, напротив. Галлахер расположился на полу, скрестив ноги по- турецки, а Паркс прислонился к стене.
Мелани обращается к ним, стоя в проходе, возле двери. Джустин вытерла ей волосы полотенцем, повесила куртку, джинсы и футболку сушиться и обернула ее еще в одно полотенце, вместо халата. Руки Мелани находятся под полотенцем за спиной, потому что Паркс снова надел наручники. Это была ее идея. Она повернулась к нему спиной, держа руки вместе, и терпеливо ждала, пока он их надевал.
По ее лицу видно, что она сильно напряжена и изо всех сил старается держать себя в руках. И дело не в чувстве голода, это
