Мои друзья тихонько фыркнули, прекрасно зная, что по доброй воле никто из студентов не отправится к Жабе на поклон.
— Или к господину Мессиру, который, несомненно, заметил бы угрожающие изменения в его ауре…
Инкуб, имевший возможность регулярно любоваться на обсуждаемого вампира, но так и не заподозривший ничего плохого, метнул на меня недовольный взгляд.
— И вообще, как мне кажется, молодой человек не должен был бояться, что за раскрытие этой тайны ему немедленно спалят мозги…
Тут уж пришла очередь коситься вампиру — уж в чем в чем, а в трусости его нельзя было обвинить. Однако Жаба совершенно правильно уловила мой намек и скривилась.
— Словом, я хочу сказать, что студент Рисьяр допустил непростительную оплошность, не сказав вам о подробностях встречи с отцом и о том, что князь Асхар вознамерился провести собственное расследование обстоятельств гибели дочери, — продолжала я, ловя на себе все больше и больше изумленных взглядов. — Рисьяр действительно виноват. Этого никто не отрицает. Но при этом он рисковал собой, чтобы сберечь меня и Мартина, о чем я могу вам детально поведать. И только благодаря его смекалке мы с ребятами смогли вернуться обратно. Более того, я готова засвидетельствовать данный факт перед любым судом. И, если понадобится, поклянусь Тьмой в том, что говорю правду. Точно так же, как это сделают наши новые одногруппники и единственный на весь УННУН ангел, в честности которого, я надеюсь, у вас нет никаких сомнений.
У директрисы раздраженно дернулось веко.
— Вы что, угрожаете мне, Хельриана?
— Ни в коем случае. Просто хочу сказать, что, если соразмерить степени вины и принесенной студентом Рисьяром пользы, руководство университета вполне могло бы пойти на некоторые уступки в отношении вопроса об отчислении. И, учитывая все обстоятельства дела, применить к вампиру менее жесткое наказание.
На морде у Жабы появилось неописуемое выражение.
Да, это уже не намек, а наглый шантаж. Но если она готова закрыть глаза на наши слова и просто из принципа вышвырнуть вампира на улицу, то пусть подумает и о последствиях. В частности о том, что, если дело когда-нибудь дойдет до разбирательства — а я приложу для этого все усилия, о чем она, вероятно, уже догадалась, — то на свет божий вылезут не только мои мелкие грешки, но и кое-что посерьезнее. И чересчур хлипкая защита, из-за которой любой дурак может с легкостью выкрасть уникального студента, будет не самым большим прегрешением руководства.
Под взглядом директрисы я выпрямилась и подчеркнуто спокойно сложила руки на груди. Не надо было загонять меня в угол — Рисьяра я ей в любом случае не отдам. А если и проиграю сейчас… что ж, тогда подарю мужу еще одно желание, и вампир все равно будет жить, потому что мы своих не бросаем.
— Хоро-ш-шо… — наконец разлепила мясистые губы госпожа Девелар, в глазах которой мелькнуло и пропало самое настоящее бешенство. — Я подумаю над вашим предложением.
После чего отвернулась и, яростно дернув хвостом, проворно скрылась в огромном портале. Умудрившись напоследок захлопнуть его с таким звуком, что мы болезненно скривились.
— Это война, Хель, — тихонько прошептала Улька, невидящим взглядом уставившись на место, где только что стояла директриса. — Теперь она нас в покое не оставит.
Я вздохнула. А потом посмотрела на устало опустившегося на корточки вампира, рассеянно потеребила шерсть на загривке у Сара, ободряюще сжала повлажневшую ладошку Мартина, обменялась выразительным взглядом с Зыряном и, хлопнув озабоченно нахмурившегося Василька по плечу, спокойно ответила:
— Война так война. Все равно нам терять больше нечего.