даже угадать. Тогда, лет двести назад, в область секретного переместился целый принцип, крупный элемент глобального знания. Он был настолько важен, что для его сокрытия потребовалось вмешательство целой тайной организации и создание модной философии Руссо. Однако и его можно было вычислить, понять и выучить. Словом, к сегодняшнему дню и этот секрет доживает последние деньки. Но все это означает лишь одно – все мы находимся на пороге нового уровня секретности. И этот уровень превзойдет все, что мы знаем. Новый секрет невозможно будет ни купить, ни выучить. Его постигнут только первооткрыватели! Или даже один- единственный первооткрыватель!
– Уж не ты ли? – В голосе священника послышались слегка насмешливые нотки.
Маэстро Дижон ответил гордым молчанием и торжествующим блеском глаз.
– Ну-ка, ну-ка, что это вы еще придумали, уважаемый мастер, что вы еще сумеете предложить вашим ученикам, и сколько это будет им стоить?
Учитель презрительно отмахнулся:
– Нет, то, о чем я последнее время думаю, невозможно продать. Это будет собственное достижение малочисленной элиты. Или же выйдет из-под контроля и станет достоянием толпы. И тогда настанет то, к чему так стремились вольные каменщики, – свобода, равенство и братство.
– Мне показалось или, перечисляя идеалы масонства, ты допустил каплю сарказма?
– Показалось. Это, дорогой мой, не капля. Это моя принципиальная позиция. Что означает данный набор слов? Свобода принадлежит тем немногим, кто умеет ею пользоваться. Равенство звучит совершенно абсурдно для любого фехтовальщика. Что же касается братства… Лично у меня уже есть брат, хотя он и не фехтовальщик, а всего лишь занудный святоша и, с тех пор как вырядился в рясу, пытается называть меня «сын мой», несмотря на то что младше меня на два часа!
Беззаботный смех священника разбудил дремавшего в своем углу официанта и разрядил чрезмерно серьезную обстановку.
– Однако именно такие взгляды на альфу и омегу учения масонов не позволили тебе влиться в их общество! И это несмотря на то что ты добровольно примкнул к масонскому заговору, который сам же перед этим и раскрыл!
Тут уже и маэстро Дижон отбросил суровость и расхохотался. Братья весело подняли бокалы в знак того, что тема сегодняшнего вечера исчерпана, допили вино и двинулись к выходу.
И в этот момент в ресторан зашел еще один посетитель.
Оказавшись на улице, священник с некоторой растерянностью поинтересовался у брата, обратил ли он внимание на человека, зашедшего в ресторан?
– Да нет, – ответил маэстро, – как-то не обратил. Хотя, кажется, это был священник? Такой же, как и ты?
– В том-то и дело, что не такой же. Похоже, что не просто священник, а священник из Ватикана. Видел на его портфеле скрещенные ключи святого Петра? Конечно, ничего особенного, только вот что он делает в нашем городе, да еще и в нашем ресторане?
Сергей Бецкой с улыбкой отложил позолоченное перо и откинулся на спинку маленького округлого кресла. Да, это путешествие в тесном грохочущем вагоне он еще не скоро забудет. Унылое однообразие берез и сосен за окном купе первого класса сменялось лишь таким же однообразием бескрайних полей. Стук колес, тряска, дневная духота, сквозняки, одуревшие от нескончаемой дороги попутчики… Сергей пытался скрасить путь с помощью коньяка, но, как назло, с ним случилось что-то вроде морской болезни. Его организм в какой-то момент просто отказался принимать алкоголь. А затем и пищу!
К концу путешествия от еды пришлось полностью отказаться – она все равно, мягко говоря, не шла впрок. Часами он лежал на измятом белье, сотрясаемый железными перекатами, измученный и раздавленный, потерявший счет часам и дням. Поэтому до Франции представитель русской школы классического фехтования добрался окончательно ослабленным и отощавшим, а его первый день в стране знаменитых мушкетеров стал днем беспробудного сна. Или, выражаясь поэтическим языком, днем Морфея.
Затем, правда, последовал вечер Бахуса, плавно перетекающий в ночь Венуса… Но не писать же об этом матушке!
За окном его маленькой съемной квартиры совсем стемнело. Сергей вновь склонился над бюро и продолжил: