(«Пусть будет благо жизненному дыханию») и съесть его не разжёвывая; во время еды не рекомендуется много говорить, нужно есть только правой рукой, пищу класть на листья банана. После еды необходимо выпить холодной или горячей воды, прополоскать зубы, вымыть лицо, голову и ноги...»
Среди правил есть явно полезные (об умыванье), но есть и до очевидности устаревшие и ненужные.
Но такому же мелочному регламентированию (что какой рукой и сколькими её пальцами делать) подвергается всё, что входит в жизнь человека. И уходят на это многие часы. Европейцы бьются сутками, чтобы хоть запомнить детали распорядка ежедневного утреннего купания. Конечно, теперь, в наши дни, ритуалы выполняются большинством индуистов далеко не в полном объёме. Но часы работы приспособлены к нуждам правоверных. Каждый день в Индии тратятся больше полумиллиарда часов на соблюдение обрядов, отнюдь не необходимых. Это же надо только представить себе: полмиллиарда часов, больше двадцати миллионов суток... Круглым счётом шестьдесят тысяч лет ежедневно. Больше двадцати миллионов лет каждый год! Передовая Индия борется за спасение этой бездны времени для политической работы, учёбы, общественной жизни.
Когда-нибудь и мы с вами станем предметом истории, как уже сейчас мы есть предмет этнографии.
И историк-этнограф деловито занесёт в свои предназначенные для опубликования материалы тот исторический факт, что в конце 60-х годов XX века дети стали писать авторучками, которые до этого были категорически запретны для школьников. Ещё раньше, укажет он, в XIX веке произошёл постепенный переход от письма птичьими перьями к ручке-вставке со стальным пером. В 90-е годы того же XIX века начался переход к письму авторучками (у взрослых). Наконец, в 90-е годы XX века благодаря несложному устройству, закрепляемому на голове, человек стал заносить свои мысли непосредственно на некую плёнку, с которой их можно: а) воспринять, надев непосредственно на голову читающе-пишущее устройство, б) включить на воспроизведение вслух (возможен выбор голоса по произволу автора — от его собственного до шаляпинского баса), в) превратить мысли в словесную надпись с иллюстрациями на экране.
Эту маленькую вылазку в возможное будущее я предпринял только для того, чтобы вы не чувствовали себя такими уж далёкими от шумерского мальчика. Он писал не на бумаге, а на тлине, дереве, листе дерева, и не чернилами и не ручкой, а просто заострённой палочкой. Но — писал. А писать — уже сейчас — слегка устарело. Писатели, забыв, откуда взялось самое это их название, садятся за машинки и печатают на них. В журнале «Журналист» один известный работник печати счёл нужным оправдываться в том, что так и не привык к новинке — диктофону, обходится машинкой. Пишущая машинка верно — и даже не очень медленно — приближается к школе. Дело сейчас, вероятно, в том, чтобы создать лёгкие, удобные и надёжные конструкции специально для школьников.
Но здесь для меня важен не сам этот факт. Важнее то, что он иллюстрирует текучесть нашего быта и необходимость закрепления сведений о нём.
Мы живём так, как живём, не потому, что это в данный момент лучший из всех возможных способов.
Вон ведь сколько вокруг курящих! А курящий живёт в среднем на пять лет меньше некурящего. И все эти годы остались бы у человечества, если бы... не была открыта Америка. Табак-то развезли по всему миру оттуда. Но не было бы Америки, не было бы и картошки. И помидоров бы не было.
С другой стороны, как известно, в Америке находится могущественное империалистическое государство...
Что же делать? Значит, правы были надменные аристократы и невежественные попы, мешавшие Колумбу?
Конечно, нет. Просто мир сложен. И старая-старая сказка-прибаутка на тему о том, что всё на свете «хорошо, да не очень, плохо, да не очень», приложима ко многим явлениям нашего мира. И над индусами, отдающими долгие часы на выполнение никому не нужных обрядов, смеяться не стоит. Взять у нас то же курение. Стоят за этим обычаем не тысячи лет, а только сотни, максимум два-три века. И тратят люди на курение — если подсчитать — многие тысячи часов. Плюс теряют здоровье.
Так что мы тоже далеко не совсем освободились от вредного прошлого. А просто от прошлого освободиться вообще невозможно.
Кроме вчера, в нашем сегодня живёт и завтра. Мы делаем его каждый день. Не только герои фантастики врываются в настоящее. Наше настоящее само устремлено вперёд.
Новое рождается в труде и отдыхе, в спорте и забаве.
Время работает, мир движется вперёд всё быстрее и быстрее. Каждый из нас несёт в себе не только прошлое, но и будущее. Развернуть судьбу всего, что нас окружает, можно не только назад, но и вперёд.
Историк за футуролог («футуро» — по-гречески «будущее») учатся друг у друга. А лучшими футурологами в высшем и самом точном смысле этого слова были Маркс, Энгельс, Ленин. Они умели предвидеть, потому что боролись за то, чтобы их предвидения сбылись.
Один из вечных (они же проклятые) вопросов, волновавших юношей и девушек всех времён:
Трудно примириться с тем, что путь в далёкое будущее закрыт. Ну, оптимисты-врачи говорят о полутораста годах жизни, сверхоптимисты — о пяти и девяти сотнях лет. Владимир Маяковский, думая о будущем, писал:
Что же, может быть, люди когда-нибудь научатся воскрешать давно умерших. Но даже это — тоже не решение «проклятого» вопроса. Рядом с вечностью 1000 лет, пусть в несколько приёмов, то же, что семьдесят. Как же быть?
Надо уметь сегодня жить будущим. Это, конечно, легко сказать. И можно только позавидовать Валерию Брюсову. Вот какие стихи написал он почти семьдесят лет назад.
